журнал "Мир Божий" № 16, 2011 г.
Вопрос питания занимает весьма важное место в Шестодневе. Питание упоминается в первом повествовании о сотворении человека и животных (Быт. 1: 29–30), при сотворении человека (Быт. 2: 16–17), в рассказе об искушении (Быт. 3:1–5), на Суде Божием (Быт. 3: 14, 17–19). Именно через питание произошло падение.
Такое настойчивое, многократное обращение к теме еды говорит о придании вопросу питания большого значения в описании первозданного мира, и не только для первых людей, но и для всех времен. Имеется в виду, очевидно, и общее значение питания для существования обитателей земли как такового, и отношение к питанию в обществе времен Моисея, и — главное — особенности первозданного питания по сравнению с питанием после грехопадения.
Заметим, что Моисей, излагая своим первым слушателям учение о происхождении мироздания, с самого начала учит их тому, что при более совершенной жизни в первозданном мире в пище имелись ограничения.
Забота о добывании пищи всегда была и навсегда останется одной из главных забот жизни всего человечества. Но в мире Шестоднева такой проблемы не было — согласно приведенному тексту, все «души живые» вместе с человеком должны вкушать вполне достаточную для них произрастающую пищу, — это выглядит как приглашение на всеобщий пир радостного бытия. Но на этом пиру всем предложена только растительная пища —другой не существует, однако у человека, в связи сего особым достоинством, пища более разнообразная и более качественная.
Это, конечно, связано не только с общей необходимостью питания в сотворенном земном мире, но и с определенной символикой питания, касающейся не только грехопадения и не только Древа Жизни. Замечательно, что преимущественное положение человека в мироздании показано здесь именно через дарование человеку и животным различной пищи. Обращаясь к сотворенным людям, Господь говорит: Вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; — вам сие будет в пищу; а всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому[гаду,] пресмыкающемуся на земле, в котором душа живая, дал Я всю зелень травную в пищу.(Быт. 1: 29–30). Здесь указано, что различие в пище — таинственный знак превосходства человека над всеми прочими существами земного мира.
Святой пророк Моисей в этом тексте сообщает своим слушателям о радикальном отличии в питании одушевленного мира до грехопадения от современного мира и этим указывает на фундаментальное влияние грехопадения на весь природный мир. Причем весьма замечательно, с нашей точки зрения, что воздухоплавающие и другие существа сотворены в Пятый день, а пища им дана не в этот день — что следовало бы ожидать, а лишь в «следующий» — Шестой день, то есть одновременно с животными, сотворенными в тот же Шестой день.
Весьма примечательно, что, если следовать тексту, о даровании пищи сообщается не в порядке очередности сотворения, а в порядке иерархическом, поскольку прежде сказано, что сотворил Бог… мужчину и женщину (Быт. 1: 27).Затем дается общее благословение сотворенным людям: и благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими [и над зверями], и над птицами небесными [и над всяким скотом, и над всею землею], и над всяким животным, пресмыкающимся по земле(Быт. 1: 28). И лишь после людям и животным дается благословение пищи — сначала для людей (Быт. 1: 29) и затем для бессловесных (Быт. 1: 30).Также в рассказе о Рае, согласно порядку текста, человек получил благословение на пищу до именования им животных (Быт. 2: 16–17).
Таким образом, о пище, предназначенной для людей, говорится два раза в отличие от животных (не упомянуты рыбы, но они питаются под водой, и их питание обычно не видно людям, хотя следует, очевидно, считать, что заповедь о питании была общей для всех живых существ). После благословения людей на размножение и обладание землей и всеми земными тварями — и это вполне последовательно —Господь благословляет для всех пищу, поскольку без нее не может быть этого необходимого размножения и людей, и тварей.
Думается, что в священном тексте Шестоднева такой порядок не может быть случайным. Он выражает некоторые значимые особенности существования первозданной твари в ее подчиненности человеку. Так что, если исходить из непосредственного содержания текста, есть основания полагать, что существа Пятого дня в этот день своего создания ничего не вкушали. Но и существа Шестого дня, созданные ранее человека, также ничего не вкушали до появления человека. Этот, в первую очередь, иерархический порядок, подчеркивающий превосходство человека, тем не менее включен в последовательный порядок дней и дел творения.
То есть, согласно Священному Писанию, пища дана всем живым существам в один день одновременно с человеком — что буквально и сказано в приведенных словах Божиих, но все же после человека. Это, на первый взгляд, несколько неожиданный порядок с точки зрения современного человека, который научен тому, что история жизни началась за миллионы лет до появления человека (а возник он от некоего «человекообразного предка») и питание у доисторических существ было, конечно, самым разнообразным. Но именно такой, иерархический и одновременный порядок питания зафиксирован в Библии последними словами 30-го стиха: И стало так. Стало именно так, как было угодно Богу, согласно предыдущему тексту. Такая последовательность, конечно, противоречит биологии, но Библия утверждает именно то, что написано.
Заметим, что для религиозного сознания благословение пищи есть весьма значительный момент: никто, в том числе и животные, не смеет ничего вкушать без Божия благословения. Надо полагать, не удивительно, что Библия указывает нам не научно-биологический, а собственно религиозный порядок. В этом есть и иной достойный смысл: можно видеть определенную зависимость живых существ от человека. При этом замечательно, что это общее благословение пищи — завершающий акт творения всех шести дней, после которого подводится итог, где сказано, что все хорошо весьма. Необходимо также отметить, что вся зелень, предназначенная для питания, сотворена в Третий день (Быт. 1: 11–12), параллельный и симметричный, как ранее отмечалось, Шестому дню, когда она начинает использоваться для питания. О пище будет упомянуто вновь и после грехопадения.
Травное питание в первую очередь означает, по нашему мнению, бесстрастие первозданных людей. Из жизни святых мы хорошо знаем, что обычно они питаются травами и кореньями для того, чтобы достичь бесстрастия. Но замечательно, что в первозданном мире и все животные питались травой и, значит, были также бесстрастны. И это наиболее существенно. Конечно, в современном мире травоядные вовсе не обязательно являются тихими и смирными существами —достаточно вспомнить, например, диких лошадей. В общем, вокруг нас враждуют все, невзирая на пищу. Например, голуби, когда голодны, дерутся между собой.
В нашем мире животные, пресмыкающиеся, птицы, рыбы, насекомые (включая доисторических) едят не только траву, но и друг друга и многое другое (в том числе и людей), или просто грызут друг друга и обладают соответствующими свойствами.
Как же может пониматься бесстрастность неразумных одушевленных тварей первозданного мира? Можно сказать, нам думается, что мир первозданных движущихся тварей на Земле был таким же тихим и мирным, как трава, то есть они были как бы подобны траве по своему бесстрастию — поскольку они вкушали одну только траву, то как бы принимали ее свойства. А это может означать, по нашему суждению, что силы зла еще не действовали в них — среди них не было борьбы за выживание и взаимного уничтожения, в историческом времени одинаково характерных и для хищников, и для травоядных и всеядных существ, — в частности, в брачный период, в борьбе за власть в стае, за территорию. Но у них была любовь к человеку, обозначенная в Священном Писании их приведением в Рай.
О пище человеческой, после первого упоминания наряду с животными (Быт. 1: 29), говорится далее иначе (Быт. 2: 16), в расширенном смысле, в связи со смертью — о невкушении от древа познания добра и зла, и еще далее, в связи с вечной жизнью — о возможном вкушении от Древа Жизни. В описании человеческого питания можно заметить два уровня: это и реальное питание, и некое особое, высшее.
Момент вкушения пищи описан в сцене грехопадения с поразительной реалистичностью: «И увидела жена, что древо хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его, и ела; и дала также мужу своему, и он ел» (Быт.3:6). Ева ведет себя, как практичная женщина, которая заботится о муже. Описан обыкновенный процесс питания, однако результат далеко не обыкновенный. Но это не дает оснований видеть здесь некую аллегорию, поскольку результат предсказан. Таким образом, в отличие от животных, питание первозданного человека подразумевает его глубокие отношения с Богом — не столько приятность питания, сколько необходимость следования воле Божией, то есть тут несомненно наличие и прямого, и символического смысла.
Святые Отцы мало говорили о первозданном питании, придавая ему, очевидно, второстепенное значение. По мнению некоторых святых Отцов, пища человеческая была нетленной. На это намекает св. Иоанн Дамаскин, говоря о вкушении от древа познания чувственной пищи: «Древо же познания добра и зла можно понимать в смысле чувственной, доставляющей удовольствие пищи, которая хотя и кажется приятною, однако, по существу является для вкушающего причиною зла <…> ибо, согласно естественному порядку, чувственная пища есть восполнение утерянного, и она выбрасывается вон и истлевает, и нельзя остаться нетленным тому, кто питается чувственной пищей» [1].
Также свт. Епифаний Кипрский, вполне справедливо указывая на чудесность райской жизни говорит: «Воздух у них был самый чистый и стройно соразмеренный Богом для полного благорастворения: ни жестокость холода не делала его резким, ни неприятнейшее накаливание от зноя ему не угрожало. Даже питание было нетленное, созданное Богом» [2]. «А каким образом человек сотворен бессмертным и в тоже время, наравне с другими животными, в питание получил былие травное, сеющее семя, и древо плодовитое и всякую зеленую траву, — объяснить это нелегко», — замечает блж. Августин. «В самом деле, — продолжает он, — если смертным человек сделался после греха, то раньше греха в подобной пище, конечно, он не нуждался. Да и самое тогдашнее тело его могло не подвергаться повреждению от голода» [3].
Далее здесь блж. Августин говорит о заповеди размножения, вполне закономерно ставя в связь питание и размножение. В другом сочинении («Исповедь») он говорит об аллегорическом значении травного питания [4], которому он отдает предпочтение, но мы в данном случае заняты вопросом реальных соответствий. Аллегорическое понимание здесь, как и в прочтении других текстов, имеет свое место, но невозможно и не следует отрицать, что в книге Бытия говорится именно о реальном питании первозданных живых существ, просто потому, что рассказывается о начальном существования реальных живых существ, невозможном без питания, которое понимается, однако, особым образом.
На вопросе питания останавливается епископ Виссарион (Нечаев). У людей он отмечает последовательные этапы изменения питания: если до грехопадения — только растительная пища, то после оного «люди получили право убивать и животных, но не для употребления их в пищу, а для одежды и для жертвоприношения (Быт. 3:21; 4: 4). Позволение есть мясо дано людям уже после потопа (Быт. 9: 3)». Это связано с утратой ими телесных сил [5].
Можно добавить, что и растительная пища после грехопадения получила явные изменения: человек будет питаться после изгнания из Рая от проклятой земли со скорбию, причем земля произведет человеку терния и волчцы», и он будет питаться полевою травою, добывая хлеб в поте лица своего (Быт. 3: 17–19). В Приговоре не упомянуты трава, сеющая семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя, а только полевая трава — это явное и значительное обеднение и ухудшение питания, его изменение, описанное в условной форме.
Говоря о питании животных, епископ Виссарион признает, что «в первобытном состоянии животные не были плотоядными и жили не только в полном подчинении человеку, но и в полном согласии между собою. О сем можно также заключить из пророчества Исаии <…>(Ис. 11, 6–8, слич. 65, 25)». Автор убежден, что «все это, конечно, образы <…> но (они) <…> взяты из того блаженного времени, когда на земле еще не было греха и разрушительных его последствий в человеке и в окружающей его природе, когда не только человек жил в мире с животными, но когда и между животными господствовал мир. Все это тем более вероятно, что и впоследствии бывали случаи, когда враждебные человеку животные являлись кроткими» (далее следуют примеры) [6].
Если в вопросе о устроении космоса автор апеллировал к современной ему науке, то здесь он исходит непосредственно из священного текста, хотя было уже собрано немало сведений о доисторических животных.
Если принять, что первозданная пища была нетленной, то это влечет существенные выводы. Ведь плоть человека была между тлением и нетлением, то есть она уже обладала свойствами нетленности, которые нужно было, так сказать,«закрепить». При вкушении пищи, которая также обладала свойствами нетленности, она полностью соединялась с организмом человека и животных, целиком как бы растворялась в них, и это, без сомнения, было весьма хорошо.
Человек питался не потому, что он мог быть слаб и голоден, а потому, что материальная, телесная сторона его бытия предполагала, вместе с душой, непрестанное развитие, свое бесконечное видоизменение и возрастание в прекрасном и живом мире благодатной Земли, с которой он был соединен своим происхождением и должен был ее возделать во славу Божию. Это возделывание до грехопадения не было обременительным, на что указывает Приговор. Травное питание говорит о его особой телесности до грехопадения. Об этом же говорит и сияющее «одеяние славы», которым он был покрыт и о котором говорят некоторые богослужебные тексты и св. Иоанн Златоуст которые также свидетельствуют, очевидно, об особой телесности первых людей.
Мы полагаем, что описанное вкушение только растительной пищи до грехопадения следует понимать и реально, и символически. Человеку предоставлено более богатое и разнообразное питание: трава, «сеющая семя», и древесные плоды.
Здесь уже можно видеть и намек на два таинственных древа в райском саду. В то же время всем остальным существам дана только травная зелень. Это противопоставление — до противоположности, поскольку, поедая траву, животное опускает голову вниз, а срывая плод с дерева, человек подымает свою голову вверх. Это также указание на прямохождение человека, в отличие от животного, и, конечно, символ его Богоподобия (о прямохождении как символе Богоподобия говорит, в частности, св. Максим Исповедник, а также и другие святые Отцы).
Следует специально отметить вслед за блж. Августином, что питание тесно связано с размножением. Заповедь плодитесь и размножайтесь была дана рыбам и птицам соответственно в день сотворения, то есть в Пятый день, а человеку — в Шестой день, когда он сотворен (Быт. 1: 22, 28). При этом стоит отметить, что животным, созданным в один день с человеком, вообще нет специального указания о размножении. Рыбы же неупомянуты в тексте о питании. Значит, эти повеления для них подразумеваются как само собой разумеющиеся. Вообще, сначала — питание, потом — размножение.
Св. Иоанн Дамаскин указывает, что «растительные силы суть сила питания, сила роста и сила произведения семени» [7]. Но если животному пища нужна только для размножения, то современному человеку она нужна также и для укрепления сил при возделывании земли — то есть вообще для трудов, характер которых весьма изменился после грехопадения.
Исходя из текста, можно говорить, что заповедь о питании для бессловесных была дана им после наречения их имени после сотворения жены. Отсюда следует, что дарование пищи есть некий последний момент в организации первозданной жизни бессловесных от ее зарождения до грехопадения людей. И это весьма примечательно. Пища — приятна, и это всем хорошо известно. Первозданное травное питание говорит о том, что наслаждение, связанное с питанием, было весьма умеренным (вспомним о бесстрастии) и одинаково дано всей одушевленной твари. Пища обеспечивает дальнейшее существование отдельного существа и рода, но не исключено предположение, что эта функция питания осуществилась лишь после грехопадения.
Примечания
1. Иоанн Дамаскин, прп. Точное изложение православной веры // Полное собрание творений св. Иоанна Дамаскина. Ч. 1. СПб., 1913. С. 211–212.
2. Епифаний Кипрский, свт. Об ересях // Творения св. Епифания Кипрского. Ч. 2. М., 1864. С. 421.
3. Августин, еп. Иппонийский. О книге Бытия, буквально. Двенадцать книг // Творения блаженного Августина, епископа Иппонийского / Пер. с лат. прот. Д. Садовского.2-е изд. Ч. 8. М., 1997. (репр.: Киев, 1915). С. 229.
4. Августин, еп. Иппонийский. Исповедь // Блаженный Августин. Пер. с лат. М. Сергеенко. М.: Гендальф, 1992. С.412–413.
5. Виссарион (Нечаев), еп. Толкование на паремии из книги Бытия. СПб.: Сатис, 1998 (репр.: СПб., 1871). С. 39.6. Там же. С. 40.
7. Иоанн Дамаскин, прп. Указ. соч. С. 216.111