Очевидно, библейскому описанию сотворения мира свойствен известный схематизм. «Сказавший: «в начале сотвори Бог небо и землю» умолчал о многом: о воде, о воздухе, об огне, и о видоизменениях, из них происшедших. Хотя все это, как служащее к восполнению мира, очевидно, существовало в целом, однако же история не коснулась сего», – отмечает свт. Василий Великий [Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев, Беседа 2-я: О том, что земля бе невидима и неустроена // Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийския. Ч. 1. . Свято-Троицкая Сергиева Лавра., 1900. С. 15–28. 52:26]. Ограниченность библейской схемы миротворения обусловлена непостижимым замыслом Творца. Акты творения таинственны по самой своей природе, и утаенное в миротворении навсегда остается утаенным. Поэтому повествование Моисея может быть раскрыто лишь в незначительной части. Если тщательно всматриваться в смысловые соответствия внутри текста, то результаты приложения данных современных наук к этой схеме, вызываемые даже самыми высокими побуждениями, на самом деле могут оказаться довольно ограниченными.
Вопрос параллелизма дней творения. Творение состоит из двух основных этапов. В первое тридневие создаются: первооснова мироздания (небо и земля) – свет – небесная твердь – земля и море, с зеленью и деревьями на земле. Второе тридневие: небесные светила – морские существа и птицы – земные животные и человек. Деление Шестоднева на две части встречаем уже у свт. Василия Великого, называвшего их триадами. Позднее этот же термин употребляется в ареопагитских творениях. Согласно блж. Августину, в первые три дня творения созданы основные составляющие – свет, небесная твердь, земной мир; а в следующие три созданы твари, которые «внутри мира» [Августин, еп. Иппонийский. О книге Бытия, буквально. Двенадцать книг // Творения блаженного Августина, епископа Иппонийского / Пер. с лат. прот. Д. Садовского. 2-е изд. Ч. 8. Киев, 1915; репр.: Августин, блж. Творения. 4:238]. В европейской библеистике деление Шестоднева на две «третицы» использовал еще Гердер и за ним – многие, как отмечает проф. прот. Н.Елеонский, который в свое время полемизировал с зтим мнением [Елеонский Николай, прот., проф. МДА. История происхождения неба и земли.Сотворение мира. Рай. Грехопадение. Опыт истолкования Быт. 1.1 – 3.24 // Чтения в обществе Любителей Древней Письменности. 1872. Кн.1. С.104 – 124; 153 – 164. Кн.2. С.34 – 63. 1873. Кн.3. С.9 – 35. 102а:1,105].
Параллелизм двух тридневий, впрочем, продолжает и до сих пор привлекать внимание. Так, «горизонтальную литературную стилизацию» текста отмечает В.Гамильтон [Гамильтон В. Справочник по Пятикнижию Моисееву. Спрингфилд, Миссури, США. 2003.С.17. 71а:17] (характерно, что параллелизм текстов понимается как литературная стилизация – подход, типичный для западного богословия).
В Шестодневе порядковая последовательность творящих божественных действий устремлена, как это постоянно признается в богословской литературе, на создание условий жизни для венца творения – человека, а также и прочих живых существ, которые должны населять землю. При этом первые три дня имеют подготовительное значение. По воле Божией таинственно чередуются вечер и утро, как принцип изначально установленной периодичности, именуемой днями. Небесная твердь создается для того, чтобы затем поставить на ней светильники для будущих обитателей земли. Земля в свою очередь сразу - в один день с ее окончательным устроением, производит зелень и деревья, как самое необходимое и достаточное для жизни ее будущих обитателей, – она устраивается с условиями для их жизни.
Второе тридневие является завершающим. Здесь создаются движущиеся твари и существа, все более совершенные и все более одаренные и одухотворенные. Движение появляется, как принцип устрояемой жизни (ранее говорилось о собирании вод в моря, но это представлено в тексте, как исключительное действие по общему устроению).
В первую очередь (Четвертый день) создаются светила, которые движутся, но механически, (Быт. 1:14, 18). Их сотворение (по блж. Феодориту Кирскому), поставлено в зависимость от сотворения видящих существ, которые и создаются в последние два дня: живые существа, предшествующие человеку, – морские обитатели и птицы (Пятый день), звери, скоты и, наконец, сам человек (Шестой день). Свет через светила только теперь необходим для упорядоченного устроения земной жизни именно этих движущихся существ – чтобы двигаться, нужно видеть.
Развитие мироздания совершается в три пары дней; или, иначе, состоит из двух триад тех же дней. Можно также усматривать параллелизм этих двух триад. Тройственность есть образ совершенства. Таким образом, время творения заключено в тройственность, которая символически соответствует Троичности Единого Бога, создавшего мир; но почему эта тройственность дней повторяется дважды, или, иначе, парность – трижды? Две триады дней можно рассматривать вновь как взаимное дополнение статики и подвижности: говоря схематично, в первые три дня создаются преимущественно статичные формы бытия (небо, земля, бездна, твердь, моря – все в предельном обобщении, и растительность), а во вторые три дня – подвижные (светила, живые существа, человек). Разумеется, эти статика и подвижность берутся по отношению к человеку, поскольку все библейское сказание ориентировано на человека. как на центр земного бытия и, главное, как на образ и подобие Божие. Итак, как будто, в целом статика и динамика, покой и движение являются условиями полноты бытия в материальном мире. Но через человека все направлено и все движется к Богу. Для пояснения, привлечем формулировки св. Максима Исповедника. По его словам, «ведь ни одна из пришедших в бытие вещей не является совсем недвижной по своему определению (логосу), - из вещей даже неодушевленных и чувственно-воспринимаемых, по мнению тех, кто постарательней из наблюдателей за существующим <…> движение же это называют природным можением, устремляющимся к соответствующему ему завершению; либо – претерпеванием, или страстью, то есть – движением, бывающим от одного к другому и имеющим своим завершением неподверженное претерпеванию, то есть бесстрастное; либо – энергичным действием, имеющим своим завершением самозавершенное. Но ничего из приводимого в бытие не является своей конечной целью, то есть завершением, поскольку ведь и не является и своей причиной <…>. Итак, ничто из приводимого в бытие, будучи движущимся, не остановилось, так как не встретило еще первую и единственную Причину, из которой уделяется существующим их бытие <…>[2].
Свт. Максим, как видим, понимает смысл всякого движения сотворенного бытия (и вещей даже неодушевленных) иначе, чем научный позитивизм. Они объясняет смысл творения устремленностью бытия к Богу как Первопричине. Это как раз то состояние общего движения первозданного бытия, про которое Писание говорит что оно, по слову Божию, «хорошо», - тоесть бесстрастно. Эта высочайшая целевая устремленность всякого бытия, как и благодатного соработничества человеческого рода с Богом, были изменены, ослаблены грехопадением. Самозавершенное, бесстрастное действие в полноте осталось лишь как подвиг святых людей.
Отсюда явствует, что изначально устремленное к присно-благо-бытию движение каждой из первозданных форм бытия каждого дня к собственной завершенности в Боге может подразумевать наличие и различение моментов покоя и движения в первозданном бытии и тогда обусловливает деление времени божественного творения на определенное число дней. Грехопадение нарушило эту изначальную стройность мироздания, стерлись четкие границы периодов развития космических форм, а главное – утратилась непосредственная жизненосность космической материи.
Деление Шестоднева на две части использовал в своей работе В.Н. Ильин. Предлагаемая в книге В.Н.Ильина схема очень проста. Использованная им, как прием, схематизация текста определенно сближает Библию с наукой по принципиальной оценке общих этапов мировой жизни.
Он также сделал наблюдение о наложении этих двух частей (Ильин употребляет термин «триады») друг на друга, так что дни образуют пары: первый – четвертый; второй – пятый; третий – шестой:
«Первому дню соответствует четвертый – момент астрономический и вселенский.
Второму соответствует пятый – уготование условий топографических и физических для низшего животного мира.
Третьему соответствует шестой день – появление физико-географических и биологических условий для бытия высшего животного мира» [Ильин В.Н. Шесть дней творения. Раris: YMCA-Press, 1930. С. 56–57].
Довольно близкую к схеме В.Н. Ильина схему прочтения Шестоднева предлагают Э. Гальбиати и А. Пьяцца [Гамильтон В. Справочник по Пятикнижию Моисееву. Спрингфилд, Миссури, США. 2003.С.17. С.76–80]. Авторы приводят множество содержательных замечаний, особенно в области языка, и обширную литературу, но ни о каком сходстве с научными космологическими схемами нет и речи: симметричный параллелизм двух рядов творений не предполагает у них возможности совмещенного, объединенного прочтения параллельных текстов. Они характеризуют такой порядок прочтения текста лишь как художественный порядок дел творения в их понимании, оценка которого нами дана ранее. Обратимся вновь к работе Ильина.
Насколько контекст библейского текста подтверждает предложенные В.Н. Ильиным сопоставления?
Прот. Н.Елеонский (который писал задолго до В.Н.Ильина) также говорит об определении «общих отношений», но считает, что строгий параллелизм двух триад дней не существует. По его мнению, «все дело творения не распадается <…> на две третицы дней таким образом, что дела последних трех дней соответствуют делам трех первых. Ибо, хотя сотворение света в первый день соответствует сотворению светил небесных в четвертый, но между делами творения второго и третьего и затем пятого и шестого дней нельзя провести строгой параллели <…> параллелизм второго и пятого дней уничтожается тем, что в пятый день, наряду с птицами сотворены рыбы и водные животные, для которых необходимый в их жизни элемент – вода – был устроен окончательно в третий день. Создание рыб и птиц – животных, наполняющих воду и воздух – в пятый, земных животных и человека в шестой день ясно показывает, что параллелизм <…> не был соблюдаем и что вообще разделение дел творения по дням не может быть названо продуктом человеческой рефлексии <…>. Дело, скорее, представляется так: после того, как Бог вначале сотворил небо и землю, первые три дня были употреблены для разделяющих, так сказать, творческих действий, которыми были определены основные, общие отношения земли <…> Последние три дня предназначены для того, чтобы населить землю, которая сделалась способною быть обиталищем земных существ» [Елеонский Николай, прот., проф. МДА. История происхождения неба и земли.Сотворение мира. Рай. Грехопадение. Опыт истолкования Быт. 1.1 – 3.24 // Чтения в обществе Любителей Древней Письменности. 1872. Кн.1. С.104 – 124; 153 – 164. Кн.2. С.34 – 63. 1873. Кн.3. С.9 – 35.102а:1,105].
Критические замечания прот. Н.Елеонского, справедливы лишь отчасти. Поэтому точка зрения сторонников параллелизма, в данном случае В.Н.Ильина, может быть условно (это, все же, лишь схема) приемлема и использована. Действительно, при параллельном сопоставлении Второго и Пятого дней обнаруживается, что водная среда во Второй день окончательно еще не завершена, а также может показаться, что птицы, рыбы и пресмыкающиеся появились раньше, чем растения. Чтобы избежать этого, В.Н. Ильин осторожно говорит о сотворении лишь условий (достаточно общих), которые уготовляются во Второй день и появляются в Третий день для существования живых существ. Можно, по нашему мнению, принять, что при таком прочтении проблема несоответствия двух опытов видения мироздания хотя полностью не преодолевается (поскольку это невозможно), но в определенной степени проясняется.
Но при этом неясно, почему у прот. Н.Елеонского сотворение земных животных и человека в Шестой день может мешать параллелизму Третьего и Шестого дней – ведь творение Третьего дня в самом деле по тексту указывает на устройство условий жизни для животных, которым нужны суша и растительность. Но прот. Н.Елеонский, при том, справедливо предупреждает, что «вообще разделение дел творения по дням не может быть названо продуктом человеческой рефлексии». Мы с этим вполне согласны, но можно - и это даже естественно - стремиться установить общие соотношения текста с миром научных представлений.
Построение, предложенное Ильиным, содержит, однако, весьма серьезный недостаток: в нем - и для нас это особенно важно - вообще не упоминается о Рае, который явно не уместился в его схему. Это сильный аргумент против признания параллелизма двух тридневий. Нельзя произвольно вычленять важнейший по содержанию фрагмент текста, как нельзя выкинуть слово из песни. Полагаем, тем не менее, что не следует с ходу отвергать предложенное построение, позволяющее использовать некоторые новые возможности понимания текста. Все же Ильин делает ценные и даже замечательные наблюдения, и следует задуматься о совпадениях, которые открываются при параллельном чтении указанных стихов, при котором в библейском тексте раскрывается некоторый новый смысловой пласт, позволяющий намечать некоторый дальнейший путь сближения, в определенных рамках, современных представлений о мироздании с контекстом библейского сказания. Если события дней прочитывать попарно по триадам, согласно указанной выше схеме, использованной В.Н. Ильиным, они воспринимаются как последовательная, хотя и с определенными поправками на промежуточные дни, единая целостность творящих действий при сохранении общего иерархического порядка.
Мы несколько иначе обозначим внутренние соотношения актов творения. События парных дней тесно сближаются между собой по смыслу творений. Более того, они, эти события парных дней, функционально зависимы и как бы следуют одно из другого. Но вне этого параллелизма остается самое первое действие творения, которое принято выделять, именуемое обычно Прологом: сотворение «в начале» неба и земли. Это «начало» находится выше предлагаемого порядка. Но далее, начиная с Первого дня, все тварное бытие разделено на три уровня:
1) световой: первозданный свет – (твердь небесная) - светила, т.е. астрономический космос (дни Первый, (Второй) и Четвертый);
2) небесно-водный: твердь небесная и вода под твердью – летающие («птицы») и водные существа (дни Второй и Пятый);
3) водно-земной (как завершение): вода (моря) и суша с растительностью – земные животные и человек (дни Третий и Шестой).
Так, кажется, удается избежать некоторых противоречий, указанных прот. Н.Елеонским. Второй и третий уровни относятся к земной жизни на основных этапах ее становления в приемлемых для науки рамках, и поэтому они не вполне четко различаются, в отличие от первого уровня – космического. Эти уровни отчасти параллельны, поскольку твердь небесная имеет отношение и к формированию космоса со светилами, и к формированию Земли, как планеты. Такой параллелизм через понятие тверди связывает Землю с космосом, причем у Земли остается очевидный приоритет. Выделяется значение воды, как некоей «промежуточной» среды между небесной твердью и Землей. Вода под твердью есть уже обыкновенная земная вода, в которой и появляются ее обитатели (об этом более подробно далее).
Замечательно, что представленное в таком виде все творение подчинено закону симметрии – который является общемировой закономерностью и одним из важнейших художественных принципов.
Все творящие действия каждой пары дней разделены, но вместе с тем и соединены между собой действиями других дней по порядковой последовательности: так, светила поставлены на тверди небесной, морские существа должны наполнить моря, птицы должны размножаться на земле и т.д.
Согласно этой по-парной схеме, в первые три дня создаются как бы неподвижные основы, а в следующие три дня соответственно создаются их подвижные производные. Причем все три пары творящих действий и творений тесно взаимосвязаны, сплетены между собой, несомненно, как органическое, живое единство. И важнейшим проявлением симметрии здесь является симметрия живого: растительность и человек симметричны, как начало и завершение, как противопоставление и связь низшего и высшего проявления живого на Земле. К закономерностям парных соответствий творения мы возвратимся в разделе «Числовая символика».
И можно усмотреть иную, концентрическую симметрию в сотворении природного мира, при этом менее зависящую от строгого порядка дней, но полностью включающую все творения. И это более соответствует художественному представлению о мироздании, поскольку в собственно художественном произведении, как единой и нераздельной цельности, границы форм могут быть относительно слабо выражены, обозначены свободно, мягко, даже почти незаметно:
Первозданный свет и вода над твердью – земной Рай. Тварному космическому первоначалу – символу божественной энергии и красоты - соответствует совершенство высшего земного творения.
Небесная твердь – благоустроенный земной мир живой твари.
Вода под твердью – водно-растительный мир.
И теперь можно констатировать, что первозданный свет и земной Рай являются как бы крайними границами этого произведения, отмечающими его совершенство. При таком прочтении у нас нет необходимости «вычеркивать» земной Рай из современного прочтения Шестоднева. Эта концентрическая симметрия показывает мироздание полностью завершенным именно при существовании земного Рая – хотя возникает вопрос, где же он находится. Внутри и вместе с этими границами творения все пронизано светом, все наполнено многообразнейшей и разноуровневой жизнью, движением, стремлением к совершенству всего сотворенного мира. Отметим, что водное начало, расположенное как бы посредине всего природного творения, объединяет небесное и земное творение. Водное начало, наполненное светом – основа жизни в физическом мире, но его «внешние» границы выходят за пределы материального бытия.
Здесь, несомненно, явлена глубочайшая мудрость Священного Писания и хочется воскликнуть: о бездна бездны Премудрости Божией! Но сама по себе наша основная проблема еще достаточно далека от окончательного решения.
Принимая допустимость предложенных прочтений двух тридневий, невольно задаешься вопросом, почему в книге Бытия пророк Моисей описывает миротворение именно в том, существующем в тексте последовательном порядке «дней», который дан изначально и который, если признать предложенное прочтение событий творения допустимым, сам должен требовать объяснений? Ведь хотя древность еще не знала точных описаний и наблюдений, но древние люди, наверное, могли бы удовлетвориться и таким описанием творения Вселенной, которое более бы соответствовало позднейшему научному, – тем более, если оно прикровенно и хотя бы ограниченно все же может быть узнано в библейском повествовании. Получается, что вопрос «о соответствии» всего лишь меняет место.
И возникает также иной вопрос, почему предложенное прочтение до сих пор по существу не привлекло внимания современных исследователей. Отчасти это так просто потому, что всей этой проблемой, при всей ее актуальности, по сути, никто систематически не занимался. Дело и в том – и это главное – что общий контекст библейского рассказа гораздо шире и многообразнее одного лишь, хотя и важного, вопроса о соответствии с современной наукой. Главное – спасение человека в вечной жизни, что решается во все эпохи христианства независимо от меняющихся представлений о внешнем мире. Но мы остаемся в намеченных нами пределах изучения.
При предлагаемом подходе, библейское сказание о творении следует изучать в разных вариантах возможных соотношений дней творения: и в традиционной порядковой последовательности дней, и в парных соответствиях, а также и в предложенной нами центричной симметричности Семидневия (о чем будет сказано дальше), причем нужно определить и описать узловые для современного понимания моменты библейского повествования о миротворении в целом. Так, мы надеемся, удастся выяснить и уточнить многое, что сейчас нередко вызывает недоумение.
Необходимо подчеркнуть, что отмеченная нами категория движения является для нас существеннейшим понятием Шестоднева. Всякое движение следует рассматривать в связи с его целеположностью. Оно всегда предполагает цель. Бесцельное движение есть хаос. И в Шестодневе мы видим, как усложняется движение и как выявляется общая цель всеобщего движения. Прежде всего, это механическое движение космических тел, регулирующих состояние дня и ночи. Затем Священное Писание повествует о существах, движущихся в водах и в поднебесном – воздушном - пространстве; после них упоминаются твари, движущиеся по земле наиболее близких к человеку существ – это, по цели, более высокий тип движения, смысл которого открывается при сотворении человека. Наконец, создан человек, и сразу указывается его прямое передвижение к цели: это – земной Рай, куда Бог тотчас после сотворения перемещает, «двигает» человека. А затем животные и птицы приводятся в Рай, к человеку и вслед за человеком, чем и указывается главная и всеобщая цель движения всего сотворенного. Эта цель - приближение к Богу, к пребыванию в Боге всего, Им сотворенного. Движение, лишенное цели бытия в Боге, есть движение к смерти. Мы еще вернемся к святоотеческому пониманию движения, из которого мы здесь исходим.
[2] Там же. С. 249.
Протоиерей Александр Салтыков