Святоотеческое понятие о Боге как о величайшем Художнике

Общее отношение человечества к мирозданию формулируется на двух основах – на рационально-научном и на художественном восприятии. Несмотря на огромное развитие научных знаний, художественное мировосприятие неотъемлемо занимает важнейшее место в общечеловеческом понимании мироздания. По одной из современных формулировок, художественное познание есть познание мира в «прекрасной оболочке», и это необходимо для целостного взгляда на мир [Художественное познание // Философия. Энциклопедический словарь / Под ред. А.А. Ивина. М.: «Гардарики», 2004. С. 961].

По суждению Н.О. Лосского, [Лосский Н.О. Мир как осуществление красоты. Основы эстетики. М.,Прогресс-Традиция. 1998] мир есть осуществление красоты, и эта мысль заслуживает, по нашему мнению, пристального внимания. Действительно, художественный принцип творения выражен, прежде всего, в словах Самого Господа Иисуса Христа о красоте полевых лилий, превосходящих величие и красоту (красота есть одно из качеств славы) мудрейшего всех царя Соломона: Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них (Мф. 6:28; Лк. 12:27). Эти слова Самого Господа о непостижимой для нас красоте скромных полевых лилий должны быть распространены на все Его творение, которое изначально хорошо весьма. Святой апостол Павел, используя образы мироздания, показывает художественно-иерархический принцип в творении: Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится во славе (1 Кор. 15:41). Понятие славы имеет в этих текстах в том числе и эстетическое содержание. «Слава Божия неразрывно соединена с совершенством и блаженством тварей; она и есть самое их совершенство и блаженство. Слава Божия в природе есть ее красота и благосостояние, в существах нравственных – их духовные совершенства и соединенное с ними блаженство» [Голубинский Ф.А., прот., проф., Левитский Д.Г., проф. Премудрость и благость Божия в судьбах мира и человека (о конечных причинах): [Исследования в семи письмах профессоров Московской Духовной Академии – протоиерея Федора Алексеевича Голубинского и Дмитрия Григорьевича Левитского]. М., 1858. – 22, 458 с.; репринт: СПб., 2004. С.76]. Для раннехристианского мира и для средневековья (как и для мира древневосточного) было свойственно полагать, что художественное – иерархично. Свойственный иерархизму принцип восхождения требует законченности каждой отдельной ступени этого восхождения в объединяющей их устремленности к высшему. Это свойственно всякой иерархии. Поэтому в государственном устройстве исторически всегда и всюду особенно художественно оформлена монархия, – наиболее иерархичное общество. Излишне говорить о значении художественного вообще в религиозном, а также и в церковном устроении, которые, конечно, по своей природе всегда иерархичны.

Но понимание мироздания, как прекраснейшего произведения искусства, было свойственно и ранее всей античной культуре, в языческом, конечно, понимании. «Решительно для всей античности наиболее совершенным и непревзойденным произведением искусства является чувственный космос, в сравнении с которым всякое человеческое искусство трактуется как малоценное предприятие, а для Платона и вообще как пустая забава» [История эстетической мысли. Т. 1. М.: «Искусство», 1985. 150 стр. С.150]. В античном понимании красоты ее основой является зримая телесность: «Именно телесно зримая красота привела античную эстетику к таким, всегда главенствующим в ней категориям, как мера и размеренность, симметрия, ритм и гармония. Гармоническое равновесие всех элементов, живого и одушевленного человеческого тела, которыми обладает античная скульптура, осталось навсегда, по крайней мере, одним из образцов наивысшей человеческой красоты, хотя в дальнейшем возникало и много других, уже не столь телесных образцов» [История эстетической мысли… С.  149–150]. Такое учение о прекрасном было преемственно воспринято святоотеческой традицией, развивавшейся на античной почве, хотя постепенно христианство вырабатывало свое собственное, духовное понимание прекрасного. Так современный исследователь, говоря о свт. Григории Нисском, отмечает: «Даже если учесть, что Григорий Нисский пытается использовать античные теории гармонии для обоснования христианской теологии (ведь, в конце концов, гармоническая устроенность мира служит доказательством славы Божией), его пересказ и переосмысление известных античных космологических и эстетических систем оказывается чрезвычайно живым, полнокровным, еще не подверженным формализму схоластической учености, который так характерен для более позднего средневековья» [Шестаков В.П. Гармония как эстетическая категория: Учение о гармонии в истории эстетической мысли. М., «Наука», 1973. – 256 с. С.58].

Рассматривая Дни творения в подобном ракурсе, мы уже вспомнили, что по учению святых Отцов – апологетов, а также всей последующей святоотеческой традиции, прежде всего свв. Василия Великого, Иоанна Златоустого, Григория Богослова, Григория Нисского, блж. Августина и других Отцов, Бог творит мир как Художник, создающий произведение искусства. (прот.А.Салтыков. Художественный принцип Божественного творения мироздания // Искусство Христианского мира, Х. М. ПСТГУ С.15-34). В этом они были наследниками античной греческой культуры, преображенной христианским духовным опытом. Поэтому о мироздании можно сказать, что стройность симметрических построений, ритмических пересечений и соприкосновений, художественно выявляющих смысл творения, есть некие заданные условия, необходимо сопровождающие первоначальное творение материального мира и порождающее в нем истинную гармонию. Эти требования художественного канона не только не ограничивают возможность выражения истины, а наоборот, способствуют ее более глубокому выражению.

Так считали ранние Отцы Церкви, современные им и более поздние мыслители христианского средневековья и нового времени. Исходя из этих святоотеческих суждений, можно полагать, что эстетический аспект является одним из важнейших, ключевых подходов к пониманию миротворения.

Раннехристианские представления о природе прекрасного подробно разработаны в современной отечественной научной литературе В.В. Бычковым [Бычков В.В. Эстетика Отцов Церкви. Апологеты. Блаженный Августин. М.: «Ладомир», 1995]. Для нас вообще ценно, что В.В. Бычков, в частности, достаточно подробно прослеживает христианскую идею о Боге, как о высшем Художнике. «Древний библейский мотив творения Богом мира, – отмечает В.В. Бычков, – стал стержнем внерационального и, в частности, эстетического подхода к миру. Бог представлялся первым христианским мыслителям великим Художником, созидающим мир как огромное произведение искусства по заранее намеченному плану» [Бычков В.В. Эстетика Отцов Церкви… С.190]. Такое понимание творения оказало огромное влияние на всю христианскую культуру: «Понимание мира, как высшего художественного произведения, созданного Богом по законам меры, порядка и красоты, подняло на новую высоту и проблему человеческого творчества, в частности, художественного» [Бычков В.В. Эстетика Отцов Церкви… С.532]. При этом, говоря об Оригене, исследователь делает существенное для нашей задачи наблюдение о значении эстетической аргументации для борьбы с язычеством: «В борьбе с еще живым и даже процветающим политеизмом этот тезис приходилось не просто утверждать, но и доказывать, <...> отсюда понятно и высокое место эстетического сознания в христианстве» [Бычков В.В. Эстетика Отцов Церкви… С.270-271].

Именно так, вслед за Священным Писанием Нового Завета, смотрела на мироздание до грехопадения (и даже по возможности после грехопадения) вся святоотеческая традиция древности и средневековья. Приведем немногие тексты.

«Если тебе нравится художественное произведение, то пусть тебе понравится дивное творение Бога, все создавшего. И по образцу его работают художники, – стараются сделать так, как создано Богом, но не достигают сходства...», – свидетельствует, например, апологет II века Мелитон Сардийский [Мелитон Сардийский. Речь Мелитона философа // Сочинения древних христианских апологетов... С. 211–222. С.216]. Другой апологет того же II века, Афинагор говорит, ссылаясь на Платона: «Если мир, как говорит Платон, есть художественное произведение Божие, то, удивляясь его красоте, я возношусь к его Художнику» [Афинагор. Афинагора афинянина, философа христианского, прошение о христианах // Сочинения древних христианских апологетов. СПб., 1895; репр. СПб.: «Алетейя», 1999. С. 53–91.С.68]. Эти мысли своих предшественников в 1У веке повторяет свт. Василий Великий: «Посему и премудрый Моисей, желая показать, что мир есть художественное произведение, подлежащее созерцанию всякого, так что через него познается премудрость Творца, не другое какое слово употребил о мире, но сказал: в начале сотвори. Не сделал, не произвел, но: сотвори» [Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев. Беседа 1-я: В начале сотвори Бог небо и землю // Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийския. Ч. 1. . Свято-Троицкая Сергиева Лавра., 1900. С. 3–13. С,9].

             Исходя из античной традиции, христианские авторы вносят новый смысл в представление о мироздании, как совершенном художественном произведении. Как учит свт. Василий Великий: «Для Него прекрасно то, что совершенно по закону искусства и направлено к благопотребному концу» [Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев, Беседа 3-я: О тверди // Творения… С. 33–34.].

             «Что прекраснее того, – говорит свт. Иоанн Златоуст, – что удостоилось похвалы от самого Создателя? Если мы, смотря на совершенное произведение человека, удивляемся его виду, постановке, красоте, соразмерности, стройности и всему прочему, то кто может достойно восхвалить Божие создание. <...> Моисей говорит: и виде Бог, яко добро <...>. Создатель еще прежде сотворения знал красоту сотворенного; но так как мы, люди, обложенные такою немощию, не в состоянии были узнать это иначе, то Он и расположил блаженного пророка употребить эти грубые выражения для научения рода человеческого» [Иоанн Златоуст, свт. Беседы на книгу Бытия, IV // Творения... Т. 4, кн. 1. С. 27]. Таким образом, по мысли свт. Иоанна Златоустого, Сам Бог, которого он также неоднократно именует Художником, повелевает нам видеть в творении совершенную красоту, как его необходимое и первичное условие, вызывающее в человеке чувства восхищения и благодарности. Из великого множества рассуждений свт. Иоанна Златоустого на эту тему здесь возможно привести лишь некоторые. «Вчера блаженный Моисей показал нам, как Создатель вселенной украсил безвидность земли травами, разнообразными цветами и произрастанием семян; сегодня он обратил слово к украшению неба. Как земля украшается тем, что из нее возникло, так и это видимое небо (Бог) соделал светлее и блистательнее, усеяв его разнообразными звездами и создав два великие светила <...>. Солнце <...> делает день яснейшим, бросая лучи свои, как какие-либо молнии, ежедневно показывая во всем блеске свою красоту, появляясь вместе с утром и пробуждая всех людей к исполнению своих дел» [Иоанн Златоуст, свт. Беседы на книгу Бытия, VI // Творения... Т. 4, кн. 1.43-44 и далее]. «Таким же образом можем и о звездах сказать: <...> подумай, возлюбленный, не приятнее ли всяких лугов и садов смотреть ночью на звездное небо, – как оно украшено разнообразными звездами, будто какими цветами, и как эти звезды льют на нас множество света» [Иоанн Златоуст, свт. Беседы на книгу Бытия, VI // Творения... Т. 4, кн. 1. С. 46.

             У свт. Иоанна Златоустого, как и у других святых Отцов древности, легко усматривается преемственная связь с античной культурной традицией, к которой еще полностью принадлежит его эпоха. Его понятия о совершенном художественном произведении характерны для античного человека. Он неоднократно ссылается на «учеников эллинов». Так, говоря о солнце, он отмечает их «удивление и изумление пред этою стихиею», хотя они и «впали в такое заблуждение, что тварь и создание возвели на степень Творца» [Иоанн Златоуст, свт. Беседы на книгу Бытия, VI // Творения... Т. 4, кн. 1. С. 44].

Древние христианские авторы не только в общем смысле именуют Бога Художником, но и постоянно сравнивают сотворение мира и человека с непосредственной работой скульптора, зодчего, художника-живописца, ювелира и т.д. Святые Отцы останавливаются на художественной оценке творения, которое добро, хорошо, то есть прекрасно и гармонично как в своей целостной природе, так и в частностях, – как на установленном Богом основном законе бытия, в полном соответствии с духом традиционной для них эллинской, но уже воцерковленной культуры.

           В творениях некоторых из них используется образ горшечника, который восходит, очевидно, к уподоблению, использованному св. апостолом Павлом: Изделие скажет ли сделавшему его: «зачем ты меня так сделал?» Не властен ли горшечник над глиною (Рим. 9:21). Так, по словам Афинагора, «как горшечник относится к глине – глина есть материал, а горшечник художник – так соотносятся между собою Бог Создатель и вещество, повинующееся Его художеству» [Афинагор… С. 69].

           По словам свт. Епифания Кипрского, Бог есть Художник, имеющий, «подобно скудельнику, попечение о созданном собственными руками сосуде» [Епифаний Кипрский, свт. Об ересях // Творения св. Епифания Кипрского. Ч. 2. М., 1864. С. 71]. Как и некоторые другие святые Отцы, свт. Епифаний подробно развивает это уподобление по аналогии с сосудоваянием: «Когда сосуд сей потом по причине преслушания оказался с недостатком, и пока еще он был, так сказать, мягкою глиною, и в сосуде образовалась течь как бы сквозь трещину, – не оставлять сосуд <...>, чтобы <...> смешение сделалось подобным смешению, размягченному художником и потом из него устроился первоначальный и еще лучший образ» [Епифаний Кипрский… С. 68, 72, 421]. К подобному образу прибегает и свт. Григорий Нисский: «Наилучший Художник создал наше естество как некий сосуд, пригодный для царственной деятельности» [Григорий Нисский. свт. Об устроении человека. // Творения. Ч. 1. С. 80–149. С.88].

             Святой Макарий Великий сравнивает Бога с ювелиром: «И как серебреник и резчик, производя резьбу на блюде по частям, покрывает разных животных, каких на нем вырезывает; а когда кончит работу, тогда показывает блюдо в полном блеске; так и истинный Художник Господь украшает резьбою сердца наши и обновляет таинственно» [Макарий Великий, прп. Беседа 16-я, 7 // Преподобного отца нашего Макария Египетского духовные беседы, послание и слова... С. 223–234. С.228-229].

             Иногда святые Отцы сравнивают Бога с живописцем. Свт. Мефодий Патарский (III век) во многих местах своих творений уподобляет Бога художнику, творящему подобно «превосходному живописцу» «из стихий, или вещества, или твердей», «выразившему многими красками одну идею», или скульптору, создавшему прекрасную статую, или архитектору, который приготовил для человека «этот мир, как прекраснейшее жилище и своими руками образовав его (человека), как бы прекрасное изваяние в великолепном храме» [Мефодий Патарский, свт. О воскресении… // Полное собрание творений... Изд. 2-е. СПб., 1905. С. 276]. Здесь отметим также мысль о мироздании как о «великолепном храме».

               Другие говорят об изображении царя Так, у свт. Макария Великого читаем: «Как живописец внимательно смотрит царю на лицо и пишет его образ; и когда лицо царево прямо против живописца и к нему обращено, тогда удобно и хорошо живописать ему образ, а когда царь отвратит лицо, тогда невозможно писать живописцу, потому что лицо не устремлено на пишущего; таким же образом и превосходный живописец – Христос <...> живописует небесного человека» [Макарий Великий, прп. Беседа 30-я, 4 // Преподобного отца нашего Макария Египетского духовные беседы, послание и слова... С. 348–355. С.350].

               Этот же образ использует и свт. Григорий Нисский: «Как по человеческому обычаю приготовляющие изображения державных и черты лица снимают верно, и облечением в порфиру показывают царское достоинство, и изображение называется обыкновенно царем; так и человеческое естество <...> выставлялось как бы некиим одушевленным изображением... вместо багряницы облечено добродетелию, <...> вместо скипетра утверждено блаженством бессмертия, вместо царской диадемы украшено венцом правды, так что, в точности уподобляясь красоте Первообраза, всем доказывало царский свой сан»[Григорий Нисский. свт. Об устроении…. С.88 89]. Вообще св. Григорий Нисский уделяет много внимания художественному началу и понятию прекрасного в Божественном творении.

             Особенно замечательны рассуждения свт. Григория Нисского, в категориях античного «естествословия». Приведем еще один текст из его писаний. При творении мироздание мгновенно «украсилось соответствующею лепотою: небо – лучезарностью светил, море и воздух – плавающими и летающими животными, земля – разнообразием всякого рода растений и четвероногих, <...> земля исполнилась красот, произрастив вместе с цветом и плоды, наполнились луга всем, что видим на лугах, все утесы и горные вершины, всякий склон и всякая покатость, все, что во впадинах, увенчалось зазеленевшею травою и красивыми деревьями, едва только показавшимися из земли и вдруг достигшими совершенной красоты. Возвеселилось, же, вероятно, все, и взыграли Божиим повелением созданные животные, стадами и по родам бродящие по лесам; пением певчих птиц повсюду огласилось все, что было густо покрыто и осенено деревами» [Григорий Нисский, свт. Об устроении…. С.83]. - Здесь подчеркивается необычайная гармония и совершенная красота сотворенного мира, как существенное в миротворении. Все существа рассматриваются с точки зрения их красоты, как украшения Вселенной. Вместе с другими святыми Отцами, свт. Григорий Нисский неоднократно и по-разному подчеркивает эту первозданную красоту, понимаемую как совершенство во всем: хороший хозяин, «убрав, какими следовало, украшениями дом, пиршественную горницу, трапезу, припасши уже пригодное для пищи, принимает у себя сопиршественника; подобным сему образом богатый и щедрый Угоститель естества нашего, всякого рода красотами убрав это жилище, уготовав этот великий и всем снабженный пир, потом уже вводит человека, вменив ему в занятие не приобретать того, чего еще нет, но наслаждаться тем, что уже есть» [Григорий Нисский, свт. Об устроении…С. 85]. Этот художественно-образный взгляд на мироздание совершенно отличен, как мы уже обращали внимание, от научного новоевропейского, что вовсе не означает его устарелость, а лишь обозначает принадлежность к другой культуре, существовавшей на преимущественно иных основах, на тщательно разработанных в этой культуре понятиях гармонии и совершенства; нам представляется, что именно следуя путем святых Отцов в этом направлении, мы ближе подойдем к правильному пониманию миротворения. Но при этом главное состоит в том, что не следует идти по пути сопоставления этой культуры с современной космологией, – как бы мы ни восхищались научными достижениями последних веков, – оставаясь целиком и полностью на традиционных, святоотеческих позициях христианской веры и с этих позиций подходить к слову Божию о миротворении. В этом прекрасном первозданном мире, который можно описать только в образах, и время, конечно, иное, чем в нашей повседневной эмпирической действительности, где на ход времени влияет присутствие греха. Об этом много размышляют святые Отцы и учители Церкви, вдумчиво следуя учению Спасителя. Святоотеческое понимание времени «формулируется в контексте прежде всего библейской космологии, а также сотериологии и эсхатологии» [Время [религиозное понятие времени] / Сергий Соколов, диак. А.И.М. // Православная энциклопедия. М., 2005. Т. 9. С. 517– 522. С.520].

             Красноречиво описывает человека – произведение Вечного Художника преподобный авва Дорофей, (6-й век) одновременно отождествляя его с нравственным подвигом верующего, также подобного творчеству художника: «Не будем оскорблять образа Божия, по которому мы созданы. Кто, желая написать изображение царя, осмелится употребить на оное дурную краску? Не обесчестит ли он сим царя и не подвергнется ли наказанию? Напротив, он употребляет для сего дорогие и блестящие краски, достойные царского изображения; иногда же прилагает и самое золото к изображению царя, и старается все одежды царские, если возможно, представить на изображении так, чтобы, видя изображение, объемлющее все отличительные черты царя, думали, что смотрят на самого царя, на самый подлинник, ибо изображение величественно и изящно» [Дорофей Палестинский, авва. Преподобного отца нашего аввы Дорофея душеполезные поучения и послания, с присовокуплением вопросов его и ответов, данных на оные святыми старцами Варсануфием Великим и Иоанном Пророком. [Сергиев Посад], 1900; переизд.: М.: Правило веры, 2003. С.98].

             Первозданный мир может быть также уподоблен музыкальному инструменту, состоящему из твердой, постоянной основы (небо и земля) и расположенных на ней подвижных и звучащих элементов – «струн», каковыми являются все водяные и земные животные, птицы, и, конечно, человек. «Всякое дыхание да хвалит Господа». Святитель Григорий Богослов, говоря о сотворении мира, справедливо вспоминает «красиво отделанные гусли, их превосходное устройство, <...> самую игру на гуслях» [Григорий Богослов, свт. Слово 28-е, О богословии второе // Творения. Ч.1 С. 394–395. С.394]. Наблюдая все это благоустройство, единство славослвящего мира, свт. Григорий Богослов заключает: «тот крайне несмыслен, кто, следуя естественным указаниям, не восходит до сего познания сам собою»[Григорий Богослов, свт. … С. 395].

           Среди святых Отцов свт. Василий Великий особенно подробно усматривает художественное начало, совершенную красоту в каждом творении. Говоря о днях творения, свт. Василий Великий буквально говорит как бы о «методе» Бога-Творца, который познается из сравнения с искусством опытного художника, и это представляется особо интересным, поскольку говорит о том, как воспринимался сам «процесс» творения и современниками свт. Василия, и вообще в древности и в средние века. Там, конечно, не было и понятия об «эволюции», но творение, существовавшее в мысли Бога, обретало по Его воле совершенный и законченный вид в каждой отдельной части, которые Он искусно соединил в наполненное гармонией целое: Бог «одобрял творимое по частям, сообразуясь со Своими художническими законами, поколику оно служило к достижению конца. Когда лежит сама по себе, а глаз особо, и каждый член статуи положен отдельно, тогда не для всякого покажутся они прекрасными. А если все поставлено на своем месте, то красота соразмерности, часто и с первого взгляда, усматривается даже невеждою. Но художник и прежде сложения знает красоту каждой части и хвалит ее отдельно, возводя мысль свою к концу. Подобным Художником, одобряющим [Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев, Беседа 3-я: О тверди // Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийския. Ч. 1. . Свято-Троицкая Сергиева Лавра., 1900. С. 33–34].

             Как произведение искусства свидетельствует о художнике, так и мироздание свидетельствует красотой своего бытия о Боге: «Хотя художника и нет на лицо, однако же искусства сии сами собою достаточно показывают художнический ум, и ты можешь удивляться домостроителю, кузнецу, ткачу, смотря на его произведение» [Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев. Беседа 1-я: В начале сотвори Бог небо и землю // Творения… С. 9].

               Вдохновенно и поэтически описывая эту красоту, свт. Василий Великий предостерегает от смешения человеческого восприятия красоты с красотой, которую видит в Своем творении Бог, то есть это различие между внешним, реальным восприятием и его смыслом, духовным восприятием красоты: «Усладительно, правда, зрелище – море белеющееся, когда царствует на нем постоянная тишина; усладительно также, когда хребет его, зыблемый тихими ветрами, представляется зрителям в пурпурном или лазурном цвете, когда оно не ударяет сильно в смежную сушу, но как бы лобзает ее в мирных объятиях; однако, не должно думать, чтобы, по словам Писания, и Богу в таком же смысле казалось море прекрасным и приятным...» [Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев, Беседа 4-я: О собрании вод // Творения… С. 40]. Последние слова для нас чрезвычайно важны. Главное – не во внешней красоте, ныне нами созерцаемой. Свт. Василий говорит, что море прекрасно для Бога своим практическим смыслом в природе и для человека, в чем, конечно, явлена заботливая, поистине отеческая любовь Бога к человеку; но потом оказывается, что море есть образ Церкви, гораздо более прекрасной, чем реальное море, оцениваемое только лишь по своей материальности [Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев, Беседа 4-я: О собрании вод // Творения… С. 40]. Это различение у свт. Василия разных уровней в категории прекрасного нам представляется весьма существенным для нашей установки видеть в первозданном мире особенную, первозданную красоту как красоту, более высокую, чем в окружающем нас мире после грехопадения. Этими примерами из обильных мыслей великого Василия мы пока ограничимся.

                 Много внимания понятию прекрасного уделял блж. Августин. По словам современного исследователя, «история культуры встречает в лице Августина, пожалуй, первого мыслителя, у которого степень эстетизации мировоззренческой системы достигла предельной высоты и была реализована с достойной удивления последовательностью. Главные закономерности универсума у Августина, по сути дела, – закономерности эстетические, ибо универсум представляется ему произведением Великого Художника <...>, выражающим совокупностью всех своих компонентов и законов их организации идеи Творца» [Бычков В.В. Эстетика Отцов Церкви. Апологеты… С.361]. Как известно, Августин оказал огромное влияние на позднейшую европейскую культуру. Понятие прекрасного он рассматривает вслед за Плотином, хотя, конечно, и с определенными, достаточно существенными, отличиями. Для него прекрасное есть иерархия, высшей ступенью которой является Бог – «единственная и истинная красота», «от подражания которой все прекрасно, а по сравнению с которой все безобразно» [Бычков В.В. Эстетика Отцов Церкви… С.406]. В изложении цитируемого нами ученого, в этой иерархии «источником красоты... является Бог, а высшим носителем ее – Разум (= Логос = Христос). От него происходит красота универсума и духовная красота. Универсум, в свою очередь, состоит из небесных чинов, человека, его души и тела и всего многообразия материального мира... Духовная красота лежит в основе красоты нравственной, красоты искусства, науки и конкретных произведений искусства» [Бычков В.В. Эстетика Отцов Церкви….С.422].

               Таким образом, воззрения блж. Августина («О граде Божием, XI, 18») представляют собой достаточно завершенную систему, описывающую мироздание как художественное произведение Божие. Приведем, для примера, одно из его высказываний: «Как взаимное сопоставление противоположностей придает красоту речи, так из сопоставления противоположностей, из своего рода красноречия не слов, а вещей, образуется красота мира» [Августин, еп. Иппонийский. О граде Божием // Творения. Т. 3. СПб.: «Алетейя»; Киев, 1998. С. 487]. Это замечательное указание на диалектическое единство противоположностей как принцип художественности в античном понимании легко прилагается к первозданному миру, в котором Богу было угодно соединить в единстве целого статичные, молчащие тела природы (первое тридневие) и движущиеся и звучащие, одухотворенные существа (второе тридневие). Вообще, единство покоя и движения есть принцип совершенства.

Святой Ефрем Сирин, также именуя Бога – Художником, особенно выразительно изображает красоту первозданного мира в соединении с иерархическим пониманием мироздания в его описании Рая: «Кто в состоянии исчислить красоты Рая? Прекрасно устройство его, блистательна каждая часть его, пространен Рай для обитающих в нем, светлы чертоги его; источники его услаждают своим благоуханием. <...> Украсил и уразнообразил красоты Рая исткавший их Художник; степень степени украшеннее в Раю, и сколько одна над другой возвышается, столько же превосходит и красотою. Для низших назначил Бог низшую часть Рая, для средних – среднюю, а для высших – самую высоту, <...> как велико и число степеней, также велико и число, и различие в достоинстве поселяемых: первая степень назначена покаявшимся, средина – праведникам, высота – победителям, чертог Божества над всем превознесен» [Макарий Великий, прп. Беседа 26-я, 21 // Преподобного отца нашего Макария Египетского духовные беседы, послание и слова... С 258–297. 108:263].

             Святитель Афанасий Александрийский в полемике с арианами делает существенное замечание, противопоставляя языческое и христианское понимания творческих действий Божиих. По его слову, «если <...> Бог производит и слагает из готового вещества», то это соответствует «языческому мудрованию», «и по оному Бога можно будет назвать только художником (в смысле ремесленника. – А.С.), а не Творцом» (в смысле свободного художника) [Афанасий Великий, свт. На ариан слово второе // Творения иже во святых отца нашего Афанасия, архиепископа Александрийского. Т. 2. М., 1852 (Творения святых отцев в рус. пер. Моск. духов. акад.; Т. 19). С. 288–374. С.288]; то есть свт. Афанасий показывает, что понимать Бога как истинного, Высшего Художника можно только в лоне православия.

В более поздние столетия византийской культуры такое понимание миротворения сохранялось неизменно, и великий апологет иконопочитания, систематизатор святоотеческого учения св. Иоанн Дамаскин в УШ веке буквально пересказывает постулаты св. Василия Великого.

             Яркая эстетическая окраска присуща описанию мироздания в «Шестодневе» Иоанна, экзарха Болгарского (IX–X вв.). Вслед за свт. Василием Великим и Северианом Габальским он говорит, что сотворение света в Первый день есть «начало красоты» которую Бог даровал мирозданию [Баранкова Г.С., Мильков В.В. Шестоднев Иоанна, экзарха Болгарского // Памятники древнерусской мысли: исследования и тексты. Вып. II. СПб.: «Алетейя», 2001. С. 665-896; с.666]. В отличие от света верхнего неба, свет Первого дня, созданный по слову: Да будет свет, Иоанн экзарх рассматривает как украшение всего творения: «Что есть создание света, который освещает и украшает все творение? <...> Свет сам содержит в себе свою красоту и украшение бездушным предметам и сияние {своего} величества. <...> То, что раньше не имел свет, а не то, что имел прежде, было создано теперь на пользу...» [Баранкова Г.С., Мильков В.В. … С. 671].Сотворение света в Первый день автор рассматривает эстетически, с качественной стороны, как прекрасное осияние сотворенной земли. Эта красота усматривается автором в творении каждого дня. Формула творения увидел Бог, что это хорошо понимается как свидетельство о красоте мироздания, а красота понимается как то, что «направлено к конечной благопотребной цели» [Баранкова Г.С., Мильков В.В. … С. 701].Все творение, будучи целенаправленным к высшему, пронизано красотой. Как отмечают издатели в комментарии, «эстетический идеал понимался как сочетание красоты, светлости и радости, которые могли иметь иерархически очень высокий статус в христианской онтологии и приравниваться друг к другу» [Баранкова Г.С., Мильков В.В. … С. 841].

Такое же духовно-эстетическое восприятие сотворения мира характерно и для сочинений, возникавших непосредственно на Руси. В «Палее толковой» – ученом творении древнерусского книжника, следующего святым Отцам а также Иоанну экзарху и некоторым другим авторам, например, говорится: «Подобно тому, как кто-то отлил бы золотой слиток и потом раздробил его на монеты, так и всемогущий Художник разделил первый дивный единый свет на Солнце, Луну и звезды. <...> Те два светила и звезды Господь сотворил вне небес и потом приложил их к горней тверди, подобно тому, как кто-нибудь из земных художников, создав какой-либо образ (картину), потом прибивает его к стене» [Палея толковая. М.: «Согласие», 2002. С.35-36]. Все служит к украшению бытия: «Небо украсилось звездами, земля же украсилась растительностью с ее бесчисленными цветами. После этого Творец украшает воды, говоря: «Да произведут воды пресмыкающихся по роду...» [Палея толковая … С.62].

             Как итог, еще раз приведем святителя Василия Великого: «Прославим наилучшего Художника, премудро и искусно сотворившего мир, и из красоты видимого уразумеем Превосходящего всех красотою»[Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев. Беседа 1-я: В начале сотвори Бог небо и землю // Творения… С. 13]. Таково своеобразное доказательство бытия Божия «от прекрасного».

           Учение древних Отцов Церкви о Боге, как Художнике, создавшем мир, как совершеннейшее и прекраснейшее произведение, было усвоено и позднейшей церковной традицией.

В целом, для святых Отцов красота – это премудрость, стройность, гармония, порядок, совершенство, сообразность, ритм, соответствие частей и общего и прочие понятия античной эстетики. Творение этого Художника «по определению» прекрасно, и это является, с нашей точки зрения, весьма существенным для понимания тайны мироздания. Приведенная выше формула святых Отцов, согласно которой первозданный мир есть художественное произведение, созданное Богом, есть, как нам представляется, афоризм, в котором сформулирована подлинная христианская концепция мироздания. Святитель Василий Великий говорит о мироздании, которое «подлежит созерцанию всякого», то есть имеется ввиду мир после грехопадения. Но, очевидно, что мир до грехопадения, до проявления в нем сил зла подходит под это определение в несравненно большей степени. Суть этой христианской концепции мироздания в том, по нашему мнению, что всякое непосредственное творение Божие – священно и потому прекрасно. О священности созданного Богом мироздания книга Бытия нам ничего не говорит просто потому, что Священное Писание обращено ко всем людям самого разного уровня понимания, и для характеристики сотворенного употреблено наиболее общее понятие – хорошо весьма, доступное всем. Но для Бога хорошо весьма то, в чем присутствует Дух Святой, что освящено Его пребыванием. И именно таков первозданный мир, поскольку у Бога нет различия между словом и делом: Он рече, и бысть. Святое слово Божие сразу становится Его священным делом. Это не могло быть высказано в словах книги Бытия еще и потому, что окружающий нас мир при всей своей красоте далеко не всегда безусловно прекрасен, в нем много злого и страшного, губительного; но в древности он часто воспринимался, как первозданный.

Однако невозможно упустить из виду проклятие земли в грехе Адама. Хотя вопрос о печати греха на мироздании был поставлен во всей его остроте некоторыми святыми Отцами очень давно, но доведен до конца он мог быть только, когда мирской разум в новейшей науке проследил, так сказать, до конца свои возможности понимания тайн бытия и выявилось с очевидностью противоречие между полнотой Божественной истины Священного Писания и ограниченностью мирского разума, неспособного, при всей грандиозности научных достижений, объяснить суть природы.

             Святоотеческое учение о Боге, как Величайшем Художнике основано на Священном Писании Ветхого и Нового Заветов и на эллинской культуре древних святых Отцов. В текстах Ветхого Завета много говорится о премудрости Божиего творения, и там Премудрость выступает «художницею творения»: Когда Он уготовлял небеса, – говорит Премудрость, – я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли, тогда я была пред ним художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время... (Притч. 8:22–31). Но в этих текстах впрямую практически ничего не говорится о том, что миротворение было делом в первую очередь божественной любви. Эту тайну происхождения жизни открывают нам Новый Завет и святые Отцы. Хотя, вместе с тем, понятно, что софийность первозданного мира, его радостность подразумевают любовь. Для христианского сознания не может быть сомнения в том, что закон любви был главным условием существования первозданного мира. «И целый мир, состоящий из разнородных частей, связал Он каким-то неразрывным союзом любви (выделено нами. – А.С.) в единое общение и в одну гармонию, так что части, по положению своему весьма удаленные одна от другой, кажутся соединенными посредством симпатии» [Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев, Беседа 2-я: О том, что земля бе невидима и неустроена // Творения… С. 15–16]. Свт. Василий использует здесь употреблявшийся в неоплатонизме термин «симпатия», означавший всеобщую связь частей вселенной, но он объясняет ее любовью, дарованной Богом. Именно поэтому там царствовали гармония стихий, мир между животными, лад и порядок во всем.

Если художественное начало усматривается в творении мира и человека легко и свободно, то этого нельзя сказать про научные теории нового времени. Эллинская культура древних святых Отцов научала их видеть, прежде всего, красоту космоса как основной закон мироздания. Эту красоту, вложенную в мироздание при творении, не могло полностью разрушить даже грехопадение, хотя и омрачившее всякое земное существование. С созерцанием прекрасного согласовывалось и натурфилософское знание природы. В античной культуре прекрасное понимается несколько иначе, чем в новоевропейской эстетике. Античность не знает красоты как абстракции: прекрасно то, что наиболее целесообразно и совершенно. По словам А.Ф. Лосева, в античном понимании «красота есть полное и целостное воплощение идеального в реальном, <...> красота, вообще говоря, трактуется в античности как тождество идеального и реального» [Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. Кн. 2. М.: «Искусство», 1994. С.387]. В этом типе культуры понятие прекрасного, развиваясь, становилось все более близким к духовному, то есть оно стало близким христианству, что в процессе развития культуры в немалой степени способствовало усвоению христианства в первую очередь именно народами греко-римского мира. Однако, идеальное и античном мире и в христианстве понимается совершенно по-разному. И это необходимо учитывать при оценке красоты первозданного мира. Но в европейской культуре нового времени научные теории, почти вытеснившие из современного миропознания умение созерцать прекрасное в его высшем, духовном христианском аспекте и, соответственно, понимать его как сущностную характеристику бытия, и будучи сами порождением мирского разума, не могут придти к единому и окончательному учению о мироздании.

                 Оценка сотворенного первомира как «весьма хорошего» из уст Божиих дана в Священном Писании именно для нас, потомков Адама, конечно, не только как воплощение принципа иерархичности самого по себе. Эта оценка дана нам для того, чтобы мы ценили красоту и совершенство мироздания как драгоценнейший дар Божий человеку и чтобы мы не сомневались в безусловном и невыразимом превосходстве изначального творения над миром падшим и раздробленным. В этой оценке содержится противопоставление первозданного мира с миром после грехопадения, который, хотя и несет в себе много прекрасного, но вместе с тем несет и печать проклятия. Ведь ясно: то, что проклято, уже не может быть «весьма хорошо». Первозданный мир был материальным, но в нем действовали духовные законы. Это был поистине мир «святой материи». В первомире существовало некоторое духовно-материальное равновесие, но с преобладанием духовного и, следовательно, прекрасного и вечного. Совершенство и красота, известные нашему миру, бесконечно ниже его, но в мире будущем они возродятся в том качестве, которое было дано им Богом при творении, или в еще более высоком. Как говорит свт. Григорий Нисский, «что ныне усматриваем прекрасным не в людях только, но и в растениях и в скотах, ничего того не останется в тогдашней жизни» [Григорий Нисский, свт. О душе и воскресении, разговор с сестрою Макриною// Творения. Ч.4. М., 1862. С.322].

Протоиерей Александр Салтыков