К художественно-эстетическим категориям нередко относят также понятие числа, нераздельно взаимосвязанного с ритмом и симметрией. В этом понимании, но следуя, как всегда, святоотеческой основе, мы пытаемся найти раскрытие числовой символики миротворения: ведь не случайно Господу было угодно творить мир именно в шесть, а не в иное какое-либо число дней. Эту символику, конечно, необходимо изучать, внимательно следуя традиционному церковному пониманию и избегая оккультно-гностических соблазнов, легко возникающих, когда речь заходит о достаточно таинственной природе числа. «Мало кому приходит в голову, какое значение имеют в жизни числа, и что числа вообще могут рассматриваться как основные эмпирические корни вещей. Глубочайшая характеристика самой сущности вещей связана с числами. Вещи в своей сути, вещи в себе могут быть поняты как явления чисел. И мало кто знает и думал над тем, что число три являет себя всюду как основная категория жизни и человеческой мысли», – говорил прот. Всеволод Шпиллер (беседа 16.03.1969) [344:95–96]. Это справедливо указано в отношении современного человека. В древности, и в эпоху средневековья, и в языческом мире, и в христианском у самых разных народов числовой символике постоянно придавалось огромное значение. На значение числа указывают многие древние святые. Таким образом, последовательность дней и творений, выраженные числом и порядком, выявляют заботу Господа Бога о нашем разумении и понимании того, как устроено дело спасения падшего человечества. Эти законы первозданного творения по своей сути гораздо более сложны, более тонки по связям внутри первозданного бытия, чем идея прямолинейно-стадиального развития из некоего ядра по заранее вложенной в него программе.
Особенно подробно среди Отцов Церкви о символике числа дней творения рассуждал блж. Августин («О книге Бытия, буквально, IV, 2»), который пользуется распространенными в поздней античности учениями о числовой символике. Для него «шестеричное число» есть число совершенное. К совершенным числам относится, в понятиях античного учения о числах, любое число, которое «составляется из своих частей, но только таких частей, которые, будучи сложены, в своей сумме могут дать то именно число, частями коего они служат» [4:235]. Здесь блж. Августин почти дословно повторяет то, что говорит о числе «шесть» Филон Александрийский (Пар. 13–15, 89): «После единицы оно – первое совершенное, то есть равное произведению своих частей и их сумме: половины – троицы, трети – двоицы и шестой части единицы» [318:52–53, 71]. Однако рассуждения блж. Августина свободны от языческой идеи двуполого начала мира, присутствующей в символике чисел у Филона. Рассуждения блж. Августина о числах, очищенные христианским сознанием, нас привлекают, в частности, потому, что соответствуют нашей схеме двух тридневий, приведенной ранее.
К этому первозданному порядку творения относятся, по мысли блж. Августина («О книге Бытия, буквально, IV, 3»), слова Священного Писания: Вся мерою, и числом, и весом расположил еси (Прем. 11:21) [4:239]. Отметим, что ссылка на этот стих в связи с мирозданием встречается еще у апологетов и у Оригена. Очевидно, здесь имеются в виду гармония и совершенство созданного Богом мироздания. «Если бы Бог не позаботился о нашем спасении и не поруководил языком пророка, то довольно было бы сказать, что Бог сотворил небо, и землю, и море, и животных, не показывая ни порядка дней, ни того, что создано прежде и что после» [135:53].
Внимание к числовой символике было свойственно и древнерусской культуре. «Палея толковая», рассматривая числа «семь» и «шесть», содержит такие рассуждения: «Первое после верховного числа есть число шесть, которое находится внутри семерки и состоит из равных частей, <...> исполнением этого числа премудрый Художник всего мира хорошо и красиво создал совершенное творение» [247:99]. Здесь число – одно из существенных условий красоты, в соответствии с понятиями воспринятой на Руси византийской образованности, причем первозданное творение признается совершенным.
О значении троичной символики в природе и вообще в бытии писалось много. В недавнем прошлом об этом свидетельстве троичности писал св. Иоанн Кронштадтский: «Видимый мир имеет несомненную печать того, что Художник есть Триединый Творец, <...> нет ни единого проявления бытия, в котором нельзя было бы открыть печать тройственного единства Создателя его» [147:311]. Эту мысль он подтверждает многочисленными примерами, которые можно отнести и к первозданному миру. В своем толковании дней творения св. Иоанн Кронштадтский также стремился проследить печать троичности, находя, что можно усмотреть три действия в каждом дне, «побуждая нас в творении искать Триединого Художника всего сотворенного» [147:309]. И хотя считать можно по-разному, но несомненно, что в Шестодневе в целом прослеживается это троичное действие.
Шестиричный ритм творения – особая тайна первозданного бытия. Здесь усматривается прикровенное присутствие троичности. Но,прежде всего, шестеричность дней творения указывает на свободу Бога, избравшего именно такой путь и способ творения; и, надо полагать, мы никогда не поймем до конца его тайны.
Два тридневия образуют три единства, составляющие одно целостное бытие. Тройственность – признак совершенства. И также становится более понятным, почему в шесть дней дано восемь оценок: особо отмечены Самим Господом симметричные завершения сотворенных в первом тридневии основ – дважды хорошо; и во втором тридневии подвижных сущностей – хорошо весьма. Эта последняя оценка, относясь ко всему творению, еще свидетельствует о более высоком уровне возникшего бытия второго тридневия – движущихся, светящих и звучащих тварей, завершенных особой тварью – разумной, свободной, ангелоподобной. Оба тридневия завершаются появлением высших для каждого из этих двух циклов творений – в первом случае это растительность, во втором – человек. Их симметрию, о чем мы уже говорили, чрезвычайно важно, с нашей точки зрения, подчеркнуть.
Три пары дней расположены в порядке иерархического восхождения в отношении к высшей цели Божиего творения – человеку, что вполне соответствует принципу художественной гармонии, который, в соответствии со святыми Отцами, можно узреть как основной в мироздании. И поскольку сам человек также имеет два уровня, заданные ему при творении – физический и духовный – весь сотворенный материальный мир имеет, на более низком уровне, некое сходство, и подобие с человеком в своей «двухуровневости»: первозданная природа имеет в этой симметрии более низкий и более высокий уровни, составлявшие в каждой паре дней тесное, стремящееся к нерасторжимости единство. В общем, никто, вероятно, не будет спорить, что творение Высшего Художника было, конечно, совершенным в угодной Ему степени совершенства.
Символика чисел здесь свидетельствует о совершенстве созданного в Шесть дней мира. При парном прочтении дней можно узреть, что в творении мира изначально в бытие вложен троичный принцип, как печать совершенства и это должно восприниматься как существенно необходимое, потому что без него, как сокровенного отражения творящего действия Пресвятой Троицы, по существу невозможна никакая жизнь. Этот троичный принцип есть еще одно свидетельство того, что, по замыслу Божию, первоначально, до нарушения воли Божией первыми людьми, все мироздание было всецело направлено и призвано к бесконечному возрастанию во благе в меру данных каждой твари возможностей.
Говоря о числовой символике творения, мы не должны забыть и о Седьмом дне. В литературе, посвященной происхождению мироздания, Седьмой день обычно привлекает менее внимания, поскольку применительно к нему говорится уже не о самом процессе творения, а о том, что Господь почил от дел Своих, совершенных в Шесть дней. Поэтому, рассматривая Шесть дней как исключительный период творения, мы как бы отстраняем Седьмой день. Вполне ли это правомерно? Некоторые святые Отцы, в частности, свт. Феофил Антиохийский, говорили именно о семидневном творении. В самом тексте Седьмой день присовокуплен священным автором к предыдущим Шести дням, и потому может рассматриваться как особый, но завершающий творение день: И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел своих, которые Бог творил и созидал (Быт. 2:3). Для человека покой есть праздник завершения делания, и этот праздник есть торжество и радость о сотворенном. Касаясь слова почил, нельзя, конечно, забывать, – писалблж. Августин, «дабы не появилось у нас пустой и дерзкой мысли, что к вечности и неизменяемости Бога прибавилось некое временное благо», – что «покой, каким Бог почивает в Самом Себе, <...> не имеет ни начала, ни конца; по отношению же к произведенной Им твари этот же самый покой Божий имеет уже начало» [4:258]. В Седьмой день Бог даровал Свой покой созданной Им твари: «покой собственной ее устойчивости заключается в покое Того» (т.е. Бога) [4:258]. И каждый православный человек, по образу и подобию Божию, закончив строительство дома и, упокоившись от этого дела, устраивает праздник освящения этого своего нового жилища. Поэтому печать Божественного покоя лежит на всем первозданном Божием творении. Здесь важна, конечно, святоотеческая оценка. По словам блж. Августина, суть Седьмого дня – в таинственном седьмикратном повторении первозданного света: «седьмое повторение этого, первоначально сотворенного света и получило название Седьмого дня, в который Бог почил» [4:261]. В этом плане мы более подробно скажем о Седьмом дне в другом месте, пока же нас интересуют дни как определенные слагаемые единицы мирообъемлющего храма, наполненные каждая своим содержанием.
Нет необходимости говорить о том, что число «семь» в самых разных культурах и, прежде всего, в христианской культуре является символическим числом, выражающим полноту и совершенство. Поэтому, на наш взгляд, полезно сопоставить, для лучшего понимания характера величественного и прекрасного Божия творения описанное первозданное бытие в обоих порядках: Шести и Семи дней. Это поможет, мы надеемся, также приблизиться, некоторым образом, к пониманию и самого непостижимо таинственного момента катастрофы первозданного мира.
Такое сопоставление дает примечательный результат. Рассматривая вместе, как бы параллельно, четный – Шестидневный и нечетный – Семидневный ряды дней, мы получаем в них совершенно разные ритмику и разную симметрию дней. Это само собой понятно. Но суть в том, что разная симметрия определяет разное значение дней для каждого порядка в их внутренних смысловых отношениях в одном творении и по-разному определяет время и пространство. Если для Шестоднева, как мы отмечали выше, два тридневия образуют два параллельных ряда, дополняющих друг друга, то в Семидневии это не так. Понятие покоя в семидневном ряду можно рассматривать в приложении к природе как особую характеристику времени и пространства. Мы не будем здесь углубляться в трудное дело истолкования символики седьмочисленного ряда, ограничившись лишь несколькими наблюдениями, основанными на суждениях святых Отцов. Число «семь» означает полноту и завершенность, и в таком значении оно выступает и в библейском тексте. При анализе числа «семь» древняя христианская традиция отмечала, что это число состоит из двух чисел: «три» – обычно понимаемое, как символ Святой Троицы, и «четыре» – указывающее на стороны мироздания. Есть и более расширенные толкования, к которым мы должны будем еще обратиться в дальнейшем.
Здесь для нас достаточно отметить, что в седьмочисленном ряду дней объединяются в число «три»: Первый, Четвертый и Седьмой дни. Замечательно, с нашей точки зрения, что в их описании особенно выделяется значение света: в Первый день созданного, в Четвертый, как мы знаем по учению святых Отцов, собранного во светила; в Седьмой же день Бог почил от дел, – но как источник всякого света и Сам – Свет миру (Ин. 8:12; 9:5) и Отец светов, ибо всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов (Иак. 1:17). И как мы только что отметили, блж. Августин указывает именно на световую символику Божественного покоя Седьмого дня. Здесь выступает чрезвычайно глубокая и обширная тема символики света, как одной из первооснов всякого бытия вообще, и земного мира – в частности, но которую нам вряд ли удастся раскрыть здесь сколько-нибудь полно.
Таким образом, от начала до конца творения вся тварь объемлется светом в его разных значениях по восходящей линии совершенствования жизни*.
----------------------------
*С удовлетворением отметим, что по схожему, в целом, пути анализа внутренней симметрии дней творения движется в одном из разделов своей книги свящ. Владимир Кильчевский [160:115], в соответствии со своей авторской позицией.
И здесь выясняется, что Четвертый день, в который создано «светило великое» с прочими меньшими светилами, является центральным днем Семидневного периода. В плане показанных формально симметричных построений творения как бы по сторонам Четвертого дня, покой Божий в Седьмой день соединяется с особым значением Четвертого дня, своим центральным положением как бы объединяющем все небесно-земное творение, что соответствует также и управленческой функции Солнца.
Напомним, что, благословив и освятив Седьмой день, Господь благословляет и освящает все дни, все благоустроенное мироздание с Солнцем в центре, которому дано управлять днем, и Луной, управляющей ночью; но также и с земным Раем, в котором пребывает первозданный человек.
В число «четыре» входят остальные Второй, Третий, Пятый и Шестой дни, которые объединяются преимущественно творением оформленного бытия земной природы. При этом они обладают симметрией:
Второй и Шестой дни объединяются симметрией своего более высокого творения:
твердь небесная – животные, человек в Раю;
Третий и Пятый дни объединяются симметрией первичных творений земли и воды: зелень травная и деревья с плодами – пресмыкающиеся, птицы, рыбы.
Эти дни охвачены светом и покоем Первого, Четвертого и Седьмого дней. Они – как бы внутри главных трех дней.
При таком порядке творение объединяется вне всякого временного принципа. Описанная симметрия – космический образ вечного, идеального творения, понимаемого нами в смысле высказываний блж. Августина о Божественном покое, сообщаемом Богом Своему творению при самом моменте творения.
Итак, при рассмотрении творения в седьмочисленном ряду, первозданный мир предстает как идеальный космос с солнцем и другими небесными светилами в центре. Это и есть благодатный и относительно совершенный мир до грехопадения. Поэтому и рассматривать его следует не только в обычной последовательности Шестоднева, а и в указанной фигурности вневременных сочетаний Семи дней.
Созданные в Четвертый день светила есть космос – если его понимать как совокупность небесных тел – бесконечно раздвигаемый современной наукой. Изучение космоса является основой современных наук о мироздании. Между тем, этот космос является лишь частью шестодневного мира, и при том не основной, а служебной. Однако замечательно, что Седьмой день – это, по суждению некоторых святых Отцов, еще и как бы день после грехопадения, и именно для этого периода (Седьмого дня) значение космоса становится всеохватывающим.
Таким образом, Шестодневие и Семидневие – это два разных ряда единого творения, которые несколько по-разному являют мироздание и в которых открываются две смысловых линии. Если Шестидневный ряд показывает, говоря формально, ритм творения как «процесса», то Семидневный ряд показывает «завершенный результат» – грандиозную «трехъярусную» конструкцию пронизанного Божественным светом и запечатленного Божественным покоем совершенного духовно-материального мироздания. Они представляют собой единство движения и покоя, которое есть несомненное выражение совершенной гармонии. Все это имеет значение, как мы полагаем, для осмысления последующих событий грехопадения. К вопросу о понимании Седьмого дня мы еще вернемся в разделе «Символика Седьмого дня».
При таком рассмотрении общая совокупность творений получает определенную фигурность и как совокупность частных форм, и как целостность единого сотворенного произведения. В этой целостности группа трех дней («свет – светила – Божественный покой») как бы возглавляет и объемлет собой группу творений оставшихся четырех «земных» дней. Все творения здесь объединены по значению – от более высоких к более низким, так что образуется некоторая «трехъярусная» конструкция. И здесь мы вновь наблюдаем тройственное начало. В этой конструкции можно различить два «яруса»: высший – из света и покоя; и более низкий, который подразделяется сам на два уровня, названные выше. Конечно, это сказано несколько схематично, но, как мы полагаем, по существу, это и есть основной принцип оформления первозданного мира: сложившаяся расстановка дней творений намечает образ мироздания, как первозданного храма.
Итак, хотя первозданный мир не был миром полностью совершенным, он был «хорош весьма». Это указывает, как нередко отмечается, что в качественном отношении творение мира не было завершено, и именно поэтому мироздание находилось в некотором состоянии неустойчивости: в божественном плане предусматривалась деятельность Божиего образа и подобия – человека – который, согласно святоотеческой традиции, должен был сотрудничать с Богом в окончательном устроении мира, возводя творение от весьма хорошего к окончательно совершенному. Человек был создан как помощник Бога, чтобы вести этот мир к еще более высокому состоянию. Но по вине человека этого не произошло и, обратно тому, мир пришел к более низкому состоянию. Безусловно, мир и сейчас так богат, так хорош для человеческого восприятия, что через рассматривание творений, начиная от создания мира – то есть, последовательного, исторического изучения явлений природы в соединении, конечно, с благочестием, – нам, согласно слову апостола, дано восходить к пониманию божественного происхождения тварного мира, в котором присутствуют благодатные энергии Божества: невидимое Его, вечная сила Его и Божество <...> видимы (Рим. 1:20). Но недолго полюбовавшись закатом солнца, горами, ледниками, морями и прочими красотами мироздания, или насладившись запахом цветов и т.д. и т.п., каждый человек, кроме, вероятно, великих подвижников, поневоле обращается к «прозе жизни», которая подразумевает ту «discordiacarnisetspiritualis», ту непрестанную «борьбу за существование» в «юдоли печали», каковой является современный мир.
Независимо от этого, высказанный нами иерархийно-художественный принцип бытия, заложенный при творении необходим, как мы утверждаем, и для того, чтобы уяснить и обнаружить подлинную связь с Библией временной последовательности астрономической и геологической хронологии, исследуемой наукой, и которую мы связываем с грехопадением и его последствиями.
Попытаемся теперь, в меру доступного нам понимания, кратко проследить последовательность некоторых наиболее существенных элементов произведения Триединого Художника.
Иерархичность творения
Последовательность перечислений вовсе не есть непременно признак времени. Она может иметь не только временное, но и иерархическое значение. «Эти шесть дней – скорее иерархические, чем хронологические», отмечает В.Н. Лосский [195:235]. Отметим его еще одно чрезвычайно важное для нас наблюдение о днях творения: «Здесь мы ясно ощущаем, что перед нами не космогония в современном смысле этого термина, но некое иное видение бытия и его иерархичности (выделено нами, – А.С.), видение, для которого решающее значение имеет тайна формы, «вторичные качества» чувственного мира (столь пренебрегаемые наукой), обращающие нас к умозрительным глубинам, к «логосам» творения» [195:235]. Вот это «ясное ощущение» иного видения бытия – необходимая, по нашему убеждению, предпосылка для раскрытия тайны творения в современном сознании. Без признания этого положения мы ни на шаг не продвинемся в понимании Шестоднев. Отсюда исходя, нельзя не согласиться, что «православное мировоззрение безусловно глубоко иерархично» [213:146]. Вопрос в том, является ли оформленость бытия, о которой говорит В.Н. Лосский, одной и той же в мире первозданном и в мире после грехопадения.
Приступая к описанию первозданного мира на предложенных выше основах, мы должны рассматривать его в исключительно положительном аспекте. Не в плане рационально постигаемых сцеплений, а в плане непостижимого и таинственного сотворения, когда каких-либо ошибок и недостатков невозможно помыслить, как это может быть свойственно только Богу. Главное, что мы можем сказать об этом таинственном для человечества происхождении его самого и его материального «дома», это то, что творение Божие прекрасно. В качестве основной точки рассмотрения вопроса о мироздании, мы исходим из того, что вся святоотеческая традиция учит о Боге, как о величайшем Художнике, создавшем мир как Свое художественное произведение. Приступая к изучению миротворения с такой не вполне, надеемся, тривиальной позиции, здесь мы и предлагаем в первую очередь понятие иерархического принципа последовательного творения, который обусловлен целью Божественного строительства. В древности всякое мировоззрение в своей основе иерархично. Иерархизм есть принцип упорядоченности, противоположный хаосу, производимому злыми, разрушительными силами. Иерархичность творения свойственна небесному, ангельскому миру, иерархичность свойственна Церкви, и вполне естественно предполагать тот же принцип устроения для весьма хорошего, новоустроенного материального, но духоносного космоса. В таком случае можно считать, что это есть общий принцип всего тварного бытия при его сотворении. И это было безусловно высшее, по сравнению с нашим миром, устроение мироздания, где принцип иерархического восхождения был выражен значительно более определенно, чем в современном мироздании, в котором немало действуют иные, и в том числе разрушительно-хаотические силы.
Исходя из этого, можно полагать, что иерархичность есть вообще высший уровень организации жизни как таковой. Здесь мы должны обратиться к величайшему истолкователю иерархического устроения тварного мира – к творениям св. Дионисия Ареопагита, со схолиями (комментариями) прп. Максима Исповедника. «Иерархия, по-моему, есть: священная организация, знание и деятельность, – воспринимающие, насколько это доступно, богообразие, и к являемым от Бога осияниям соразмерно, для богоподражания, возводимые» [94:70]. О материальном мире св. Дионисий почти не говорит, но делает важные упоминания, развиваемые св. Максимом. Следует отметить, что «наименее чтимой материей он называет всякую телообразную природу, упорядоченную Богом в разнообразии одушевленных, неодушевленных и прочих видов... всякий материальный порядок имеет некие смутные и неясные черты, подобия и сходства с умственным. Ибо как умственные силы способны, насколько это возможно, воспринимать промыслительныеисхождения от Бога, <...> так и материальное, все вместе и по частям, имеет возможность соответствующим себе образом воспринимать промысел Божий и оживать, и может стать жизнью, как сказано: Да произведет земля душу живую» [94:63]. Определение, даваемое св. Дионисием, примем во внимание: священная организация, воспринимающая в свою меру богообразие. Очевидно, по св. Максиму, это может быть непосредственно отнесено и к «наименее чтимой», «телообразной» природе, которая восприняла промысел Божий и ожила, и стала жизнью, – к земле, произведшей «душу живую», которая и является предметом нашего изучения, – изначально, при творении, имела более высокий уровень упорядоченности, чем в падшем мире. Предназначенная ради славы Божией, она соразмерно принимала осияния от Бога, «поскольку и она, получив бытие от истинно Прекрасного, во всяком своем порядке имеет некий отзвук умственного благолепия» [94:63]. Таким образом, во всяком творении даже «наименее чтимой материи» изначально было вложено нечто «от истинно Прекрасного». Ничего иного, противоположного «истинно Прекрасному», в нее не было заложено, хотя в современном мире мы постоянно наблюдаем злое и уродливое. Следовательно, это был созвучный всему более высокому творению и упорядоченный Богом материальный мир. Мы считаем возможным полагать, исходя из приведенных суждений и из порядка творения, что общий иерархический принцип, которому, притом, сопутствовало прекрасное на каждой ступени творения, был распространен и на всю первоначальную природу, как среду обитания богоподобного человека.
«Таким образом, – говорит прот. Василий Зеньковский об общем устроении мироздания, – мы имеем настоящую лестницу бытия от чистой материи (изучаемой физикой и химией), через биосферу, через человеческое бытие мы подымаемся до бесплотных духов. <...> Сам библейский рассказ, располагающий творение по дням, устанавливает несомненно иерархический строй бытия» [115:II, 175]. До грехопадения этот строй был, по очевидности, намного совершеннее и благодатнее. На иерархичность бытия указывают многие мыслители. Так, по словам Б.П. Вышеславцева, «подлинная философия развертывает систему категорий бытия, систему ступеней бытия. Причем каждая ступень раскрывает новое качество бытия» [67:216]. Эта иерархичность бытия находит свое завершение в человеке: «Человек предполагает и содержит в себе все «дни творения» и всю ту космическую иерархию бытия, которая в них развертывается» [67:285]. Отсюда «дни творения» есть система ступеней бытия.
Итак, последовательность дней творения имеет признанный иерархический смысл: от вещества (безвидная и пустая земля) творение ступень за ступенью восходит к образу и подобию Божию (человек). Акты божественного творчества Шестого дня также имеют иерархический порядок восхождения ко все более совершенному устроению мира. Иерархичность есть принцип высших ценностей, и если первозданный мир был устремлен к вечному, то в нем присутствовал этот принцип, в дальнейшем разрушенный или, по крайне мере, значительно ослабленный грехопадением. Помимо упорядоченности, иерархичность предполагает постоянство, стройность, неизменность, прочность, относительную неподвижность, законченность каждого отдельного уровня, элемента, входящего в целое как в завершенную структуру. Таковым и является мир, описанный в Шестодневе: каждый этап творения – день или действия внутри дня – «хорош», то есть обладает собственной законченностью в общей цепочке взаимосвязанных ценностей творения. Причем нас в данном случае не занимает постоянно обсуждаемый в литературе о Шестодневе вопрос, как понимать слово день – равен ли он солнечным суткам, или следует подразумевать некий период. Для нас здесь достаточно понимать библейский день как иерархическую ступень Божественного устроения мира. При всем этом существенно подчеркнуть, что при вышеуказанных свойствах иерархическое есть художественное. На это указывает, в частности, блж. Августин, для которого красота иерархична и который опирается на плотиновскую иерархию прекрасного [47:421].
Мы не будем воспроизводить здесь все повествование первой главы книги Бытия о творении мира, выделив особо лишь некоторые структурные моменты, следуя Синодальному переводу.
Замечательно, что в каждом новом акте Божественного творчества повторяется божественная оценка деяний творения:
при создании света: И увидел Бог свет, что он хорош (Быт. 1:4) – день Первый;
при создании неба: И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом. И увидел Бог, что это хорошо (Быт. 1:7–8) – день Второй;
при создании земли и моря: И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо (Быт. 1:10) – день Третий;
при произращении зелени из земли: И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду и по подобию ее, и дерево плодовитое, приносящее плод, в котором семя его по роду его на земле. И увидел Бог, что это хорошо (Быт. 1:12) – день Третий;
при создании солнца, луны и звезд на небе: И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды, и поставил их Бог на тверди небесной... И увидел Бог, что это хорошо (Быт. 1:16–18) – день Четвертый;
при создании рыб, пресмыкающихся и птиц: И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее. И увидел Бог, что это хорошо (Быт. 1:21) – день Пятый;
при создании животных: И создал Бог зверей земных по роду их и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо (Быт. 1:25) – день Шестой;
при завершении творения – создании человека, наделении его властью и устроении питания зеленью: И сказал Бог: сотворим человека по образу нашему и по подобию Нашему и да владычествуют они... И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого есть плод древесный, сеющий семя – вам сие будет в пищу; а всем зверям земным... дал Я всю зелень травную в пищу. И стало так. И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма (Быт. 1:26–31) – день Шестой.
В торжественном рефрене описания божественных откровений о творении возвещается, что в течение шести дней восемь раз дана оценка творения, причем их две: хорошо и хорошо весьма (добро и добра зело – церк.-слав. перевод). Оценка повторяется дважды в Третий и Шестой дни, то есть на половине творения – дважды хорошо, – и при его завершении в Шестой день, когда она усиливается: хорошо весьма. «Каждая тварь в особенности «хороша», – отмечает свт. Филарет Московский, – но в целом «хорошо весьма» [315:54]. При этом в обоих случаях речь идет о творении земли, и живых существ, и зелени в связи с питанием: в Третий день создана зелень, а в Шестой она дана в пищу человеку и животным. И это должно быть понятно. Дело не только в актуальности питания для жизни. Появление растительности есть сотворение первых, начальных живых форм, завершающих первое тридневие; а сотворение человека – завершение всех форм жизни в день Шестой. Только растительность первоначально дана в пищу человеку (и животным), поскольку это – первая из всех созданных Богом живых форм новозданного космоса, как бы связующая живое и не живое.
Хорошо – хорошо весьма. Нуждался ли Бог в проверке качества своего творения? Конечно, нет. Божественная оценка есть свидетельство самого Бога о совершенстве Его произведениями. Она дана для нас, маловерных, как величайшее, все превосходящее свидетельство истины об изначальном благоустройстве предназначенного для человека мироздания.
Сотворение имеет удивительно ровный характер – в границах каждого дня в нем нет перерывов, катастроф и восстановлений. Каждый день, согласно тексту, имеет четко завершенные собственные границы, однотипные для всех дней. Они начинаются словами и сказал Бог и завершаются «номером» дня: день один, день второй, третий и т.д. до шестого дня. Седьмой день, завершающий, описан несколько иначе, но это не вносит изменения в общий порядок. Восходящее значение творения от дня – ко дню в литературе известно.
Священное Писание не указывает никаких перерывов в творении, но в описании каждого дня есть начало и конец – например, и был вечер, и было утро, день третий. И сказал Бог... Здесь конец Третьего и начало Четвертого дня не имеют внешней зависимости друг от друга в осуществлении событий. Закончились одни дела – земля, моря и растительность, и устраиваются другие – небо и светила. Их выбор и последовательность принадлежат замыслу Божественного Творца. И поэтому, если исходить исключительно из текста, – как это и было свойственно святоотеческой традиции, – то однотипная замкнутость в описании отдельных дней не исключает, по нашему мнению, предположения даже и о возможности допущения как бы некоторых пауз между «днями», поскольку переходы от одного дня к другому в тексте отсутствуют, а их завершенность четко обозначена в схеме «вечер...утро...день».
Возможно мыслить неразличение пауз и движения в описанном шестодневном творении Божественного Художника; но и в таком случае по отношению к видимой природе это будет, по нашему мнению, признаком некоего иного состояния первозданного мира в отличие от окружающей нас природы.
Определенная разграниченность вполне законченных в себе дней – ступеней творимого бытия при принципе восхождения ко все более совершенному, и есть выражение иерархичности творения. Мы полагаем, что при строго научном подходе к прочтению самого текста это достаточно очевидно. Никакой эволюции по тексту нет, есть только лишь последовательность, которая вполне произвольно превращается в «эволюцию» под пером некоторых авторов, увлеченных естественно-научными идеями нового времени. Но, заметим, не прочитывается в тексте и скачок: так, например, небесная твердь во Второй день никак не произведится из вод, но она именно сотворена. Творение каждого дня является вполне самостоятельным и отдельным актом, законченном в себе самом; но эти акты связаны между собой общей целенаправленной ступенчатостью преодоления первоначальной хаотичности. Скорее, они как бы «прикладываются» друг к другу, образуя целостное и стройное здание первозданного природного храма.
Шестидневность творения можно рассматривать, как достаточно четкую ступенчатость. Все дни – ступени творения – описаны по одной схеме, и в каждой следующей «ступени» (дне) используется ранее сотворенный «материал» для нового творения. Творение каждой «ступени» имеет более высокое содержание и более совершенную оформленность жизни. Дни-ступени не только соединены, но и разделены между собой своей четкой особностью. При этом, согласно святоотеческому пониманию, бытие каждого дня наполнено, как мы видели, богатством жизни от Духа Божия. Жизнь – это, конечно, движение и развитие, но не только. Жизнь, как полнота бытия, предполагает также и покой, который может пониматься, в частности, как статика. В платоновской традиции, хорошо известной святым отцам древней Церкви, гармония достигается через единство покоя и движения. В библейской оценке каждый отдельный день, как мы знаем, «хорош» - по слову Божию; он «хорош» в самом себе. Но чем он хорош? Он прекрасен прежде всего по устремленности к Богу. Именно в этой своей изначально одухотворенной «хорошести» он завершен, покоен и относительно статичен.