Сущность библейского откровения о сотворении мира, как мы уже сказали ранее, в том, чтобы показать, что мироздание было сотворено Богом для Своего Образа и Подобия, каковым является человек. Творимое мироздание приспосабливается к тем запросам человека, которые ему свойственны по степени его совершенства, то есть до грехопадения.

Научные открытия подтверждают необходимость различать то, что ближе для человеческого познания, и то, что ему менее доступно или вовсе не доступно. Так, произведения Земли, несомненно, наиболее близки разумению человека. Значительно сложнее, по-видимому, обстоит дело с космосом. Там же, где начинается описание непосредственного взаимодействия материального и духовного, – то есть, все, связанное с исконным происхождением человека и Раем, – там окончательно кладется предел познавательным возможностям мирского разума.

Прежде всего – человек. Уже в начале создано вещество (земля), из которого Господь создаст в Шестой день тело человека. Здесь нас не интересует, как понимать дни - важно другое, что установлен некий несомненно символический срок для сотворения огромного, с точки зрения человека, мироздания к моменту сотворения человека. Древние Отцы Церкви, конечно, ничего на знали о галактиках, о световых годах и прочих признаках огромности Вселенной; но, с другой стороны, для них Земля представлялась гораздо большим и неопределенным в своих конкретных границах телом, чем для современного человека. Но именно чудо сотворения для них есть необходимое свидетельство истинного – от Бога - происхождения всех вещей. Бог – величайший Чудотворец, и особенно во Псалтири с необычайным красноречием прославляется Его творческая сила. Поэтому Отцы Церкви говорят так много и настойчиво о чудесности возникновения природы и жизни, принимая в буквальном смысле краткость или даже мгновеннность возникновения мироздания в частях и в целом, употребляя выражения «мгновенно», «тотчас», «вдруг». В некоторых случаях они допускают и временное протяжение появления отдельных частей мироздания, и не усматривают здесь противоречия. При этом то, что создано в начале – остается за пределами познания, хотя это уже материальный мир.

Исходя из всего сказанного, по нашему мнению, православному сознанию давно пора твердо установить, что сколько бы наука ни углублялась в недра истории мироздания, строения вещества, геологических пластов, звезд и т.д., она никогда не раскроет загадку происхождения и становления мира и жизни, таинственно обозначенных в Священном Писании, как шесть дней творения. Этот вопрос безусловно принадлежит духовной области. Даже если возникнет другая, подлинно христианская наука, для этой новой науки одним из главных постулатов будет признание невозможности постичь тайну жизни (а будет ли она таковой, и когда, нам неизвестно). И мы сами должны это произнести, не боясь этого и без сожалений, и не дожидаясь, пока о невозможности каких-либо достаточно полных «согласований» Библии и науки скажут враждебные Церкви деятели в своей антихристианской интерпретации, которая многим доверчивым и простодушным людям сможет показаться достаточно убедительной. А рано или поздно, это, по нашему убеждению, все же может произойти. Упорное стремление согласовать несогласуемое нанесет, в конце концов, огромный вред делу христианского просвещения. Ибо, как сказал блж. Августин, «крайне позорно, даже гибельно и в высшей степени опасно, что какой-нибудь неверный едва-едва удерживается от смеха, слыша, как христианин, говоря о подобных предметах якобы на основании христианских писаний, несет такой вздор, что, как говорится, блуждает глазами по всему небу» -169*

*«Здесь можно было бы упомянуть об очень похожей ситуации, которая имеет место в самой науке, в ее, казалось бы, самой точной ее части – математике. Знаменитая теорема Геделя утверждает, что даже в арифметике существуют истинные, но не доказуемые утверждения. Присоединяя их в качестве аксиом, мы получим новую науку, но в ней снова будут истинные и не доказуемые утверждения. И так до бесконечности. Истину ухватить формулой нельзя даже в математике» (замечание А.Н. Паршина).

Таким образом, с точки зрения религиозного сознания, проблема происхождения мироздания есть проблема прежде всего богословская, и религиозно-философская; и, вопреки часто заявляемым утверждениям, лишь после этого - естественно-научная. «Наука – и особенно космология – исподволь покушается на богословскую концепцию сотворения мира из ничего тогда, когда ее представители заявляют, что конечная цель науки почти достигнута и очень скоро будет построена окончательная теория, объясняющая все и вся, – говорит современный православный исследователь А.В. Нестерук, приводя в пример слова известного английского физика Стивена Хокинга (Hawking). – Идея Бога больше не нужна, если мир объясняется изнутри себя самого» [235:167–168]. Анализ, однако, показывает, что «наука <...> может со всей ответственностью говорить только о «половине» мироздания (области эмпирической)» [235:212]. Ответом на это покушение, по нашему мнению, будет прежде всего, вера, являющаяся необходимым, хотя и недостаточно осознаваемым условием всякого творчества. Основное богословское содержание этой проблемы состоит, по нашему мнению, в том, чтобы, сохранив непременную связь со святоотеческой традицией, показать возможность ее последовательного решения только в свете христианского учения о Триедином Боге. Религиозно-философская сторона здесь также необходима и требует углубленной разработки, поскольку только в рамках общего понимания соотношения веры и знания можно понять место и смысл современного научного знания, и его соотношение с понятием творения.

Конечно, существуют и всегда будут вновь появляться фундаментальные исследования космоса и его происхождения с позиций современной научной космологии и в рамках как религиозного, так и внерелигиозного мировосприятия. Но весь смысл и сама история проблемы, по нашему убеждению, с полной ясностью показывают: для науки в данном случае возможно лишь поставить вопрос о природе бытия, а также в некоторых случаях уточнить некоторые реалии на уровне современных знаний. В этом и состоит ее апологетическая задача.

Современная наука говорит о том, что происходило через три секунды после возникновения мироздания – в рамках возможного для нас рационального познания, – но, как и вследствие чего возникло то мироздание, которое доступно нашему наблюдению, это, по нашему убеждению, полностью выходит за пределы научной проблематики. «Мы знаем то, что касается небесных явлений, <...> мы являемся сведущими также в законах природы, в методах их постижения и во всех искусствах их использования. Кратко говоря, мы обладаем всяким ведением обо всем, создающимся из частичных восприятий и полученных благодаря уму из чувства и воображения. Однако это ведение нельзя назвать духовным (выделено нами. – А.С.), и ему более подобает название "естественного", поскольку оно не вмещает в себя то, что принадлежит Духу» [86:24–25]. Эти замечательные слова св. Григория Паламы, сказанные еще в XIV веке, можно отнести к нашему времени, хотя они были произнесены задолго до появления современной науки. При всем упадке духовности, и в наши дни следует различать области духовного и естественного знания. Если мы считаем, что мир сотворен, то это его происхождение безусловно принадлежит к области духовного знания. Повторим: ведение, которое получено «благодаря уму из чувства и воображения <…> нельзя назвать духовным». Это еще одно указание на то, что знанию научному (т.е. «естественному») навсегда останется недоступным первозданное творение Божие, описанное пророком Моисеем. Казалось бы, для религиозного сознания это должно быть самоочевидно? Если так, то мы обязаны ограничить рамки научного познания его собственными специальными, достаточно прагматичными задачами рационального исследования структур и форм вещественного бытия падшего мира.

При этом несомненно, что колоссальное развитие и практическое распространение в современном мире научных знаний, – часто, к сожалению, в такой научно-популярной форме, которая необязательно соответствует настоящей науке, – по-прежнему обязывает Церковь дать проработанный, и в некоторых аспектах более подробный и более углубленный, чем в прошлом, подлинно богословский, соответствующий святоотеческой традиции ответ на вопрос о происхождении мира, на те новые утверждения и вопрошания, которые современное человечество обращает к Церкви в разных формах, в частности, в форме науки. И при этом рассматривать вопросы, связанные с происхождением мира, следует в неразрывной связи с эсхатологией. Начало и конец неотделимы одно от другого. Слова Божии: Аз есмь Альфа и Омега (Апок. 1:8) помимо своего основного смысла о тайне Божества, напоминают также, по нашему мнению, и о единстве сотворенного мироздания от начала творения до его завершения. Разумеется, это рассмотрение возможно только для соборного разума Церкви.