Рассматривая этапы творения следует признать, что на пути любых попыток так называемых «согласований» библейского сказания и современных научных представлений непреодолимым камнем преткновения являются наличие противоречащих утверждений Священного Писания, о которых богословы, увлеченные естественно-научными достижениями,проблемами, обычно почти ничего или совсем ничего не говорят. Но в интересах подлинно научного исследования следует прежде определить расхождения, а уже после этого выяснять степень общности двух концепций происхождения Вселенной и человека.
И самым первым расхождением такого рода является уже порядок изложения событий творения в Библии по сравнению с научными данными: библейский порядок становления Вселенной состоит из четко разграниченных периодов. Можно даже сказать, что эти дни не только разграничены, но и разделены между собой неким «ночным» временем: и был вечер, и было утро… день второй (третий и т.д.), чего никак нельзя проследить методами научной космологии. Это строго подчеркнутое в тексте Бытия четкое разделение творения на шесть отрезков времени – дней при всех так называемых «согласованиях» упускается или, скорее, игнорируется. Указанное число в пределах только нескольких, всего лишь шести единиц времени – дней – само по себе очень невелико. По этому числовому порядку безвидная и пустая земля преобразится в земной Рай очень скоро: всего лишь через шесть этапов формирования, образования и развития жизни отбезвидной пустоты до человека и земного Рая. Современные космологические, геологические и биологические теории не предлагают нам ничего сколько-нибудь похожего: эволюционный процесс непрерывен и органически целостен, четкие границы периодов, особенно в космосе и биологии, практически отсутствуют, никаких временных аналогов дням, вечерам, утрам Шестоднева там вовсе нет, поскольку наука оперирует громадными непрерывными периодами в миллиарды лет. Так, согласно буквальному смыслу Шестоднева, которому следует вся древняя святоотеческая традиция, Земля создана раньше Солнца и других светил, и даже звезд; но современная наука устанавливает, что либо Солнце возникло прежде Земли, либо признает их одновременное возникновение, не говоря уже о галактиках, туманностях, черных дырах и т.д.
Несомненно, далеко не все нам дано полностью понимать в Священном Писании. Древняя Церковь знает большую традицию аллегорического толкования Священного Писания, и в том числе – периодов творения мира. Однако, хотя иногда они необходимы в изучении некоторых духовных проблем, но чаще всего аллегории представляют собой субъективные построения, которым трудно дать убедительные обоснования. Поэтому эта традиция изучения Шестоднева не могла удовлетворить общецерковное сознание, и в святоотеческой традиции важнейшее место занимают реальные ( в древнем понимании) «реконструкции» сотворения мира*, на которых мы остановимся далее. Исходя из этого, мы полагаем, и в современной действительности, указание на шесть раздельных периодов творения остается неотменным утверждением Священного Писания и должно быть принимаемо при любых сопоставлениях современного мировосприятия с библейским вероучением.
*В отечественной науке этот вопрос освещен в работе А.Павловича (246а).
Другим очевиднейшим препятствием такого рода является также рассказ о Рае – особой и священнейшей части первозданного мира – не только Земли, но и всего первозданного космоса. Священное Писание свидетельствует о неповрежденности Рая, который после грехопадения сохранен, но недоступен для падшего человека, - то есть таинственно отделен от Земли и возведен на третье небо. Естественно, что современная положительная наука, по своей сути материалистическая, видит здесь всего лишь «древние легенды». В «согласованиях» Рай, этот один из ключевых моментов библейского учения о происхождении мироздания, нередко трактуется аллегорически, – и это довольно странно на фоне естественно-научных параллелей в объяснении дней. Так, например, епископ Александр (Милеант), достаточно подробно излагая естественно-научную теорию «согласования», лишь упоминает о жизни в Раю первых людей. Он ограничивается замечанием, что в повествовании, «кроме доступных пониманию событий, есть символы и иносказания, значение которых нам не дано полностью понимать» [13:40–41].
Но, между тем, уровень описания всего творения, включая Рай, в повествовании книги Бытия полностью одинаков, то есть для автора Бытия все описанные события находятся на одном уровне реальности. Поэтому очевидно, что выделение повествования о Рае в область «символов и иносказаний» продиктовано современным влиянием меняющихся научных знаний. И утверждать это весьма рискованно, поскольку святые Отцы твердо стоят в том, что все, сказанное о событиях в Раю, следует понимать в реальном смысле (об этом более подробно ниже, в соответствующем разделе). В других случаях рассказ о Рае просто игнорируется, как поступает из ранее упомянутых авторов, например, В.Н. Ильин. Однако, уйти от «проблемы Рая» нельзя. «Геология и палеонтология, – совершенно верно говорит О. Клеман, – неизбежно останавливаются пред вратами Рая, потому что он представляет собой иное состояние бытия (подчеркнуто нами, - А.С.). Наука не может подняться выше грехопадения, так как она включена в вызванное им состояние космоса» [164:23]. Это другое, вызванное грехопадением состояние космоса полностью относится к Земле, не только как части космоса, но прежде всего как к его центру.
Еще одним непреодолимым препятствием является тайна происхождения человека для науки. Для нас нет сомнения, что никакие гипотезы эволюции психики никогда не объяснят, как человек стал человеком. Сами эти гипотезы есть не более, чем материалистическая вера, которая не может допустить божественного произволения и потому надеется открыть когда-нибудь иное, «естественное» объяснение этого необъяснимого феномена – человека.
И тут следует обратиться к вопросу о цели творения, поскольку ясно, что в зависимости от понимания этой цели мы по-разному понимаем и смысл творения. Но древняя традиция и современная наука совершенно по-разному это понимают. Наука такой вопрос вообще не ставит. Для святоотеческой традиции в цель творения как приобщения твари к радости бытия входит прежде всего желание Бога сотворить Свой Образ и Подобие, как некий сосуд, причастный божественности и потому являющийся центром этого мира. Нет сомнений, что мир Шестоднева – антропоцентричен, и эту антропоцентричность мироздания полностью принимает вся древняя традиция.
В целом не сотворение мироздания, а история человека – важнейшая, основная тема этого текста Священного Писания. Отсюда история сотворения мира является, по сути, лишь вводной частью к истории человека. Не приходится сомневаться в таком именно соотношении этих двух тем Шестоднева, поскольку творение человека как образа и подобия Божия намного значительнее и важнее, чем всего мироздания, при всей его огромности, все более открываемой наукой. Эта вводная часть (1-я глава кн. Бытия) является только лишь необходимым фоном, на котором развертывается вся драматическая история первых людей. Поэтому (по нашему мнению) начало существования человеческого рода подробно излагается еще раз и отдельно, вне числового порядка дней и уже после описания общего процесса миротворения – в следующей, 2-й главе книги Бытия. Но этот важнейший момент подлинного соотношения двух тем (сотворения мира и сотворения человека) никак не рассматривается, к сожалению, увлеченными современной наукой исследователями при попытках прояснить соотношение Библии и науки. Поэтому важно не столько «согласование» библейского текста с современной наукой, над которым множество лет бьется современная естественнонаучная апологетика, сколько соотношение библейской и естественнонаучной концепций бытия. И здесь представляется необходимым и полезным обращение к святоотеческому опыту толкования Шестоднева.
Мы привыкли говорить, что Священное Писание – не учебник по астрономии, космологии, биологии и что задачи Библии и науки различны. Нельзя не признать, ввиду всего этого, что существует определенное расхождение между Библией и наукой в важнейших вопросах понимания мироздания. Однако, есть и совпадения в последовательности миротворения согласно Библии и научным данным, и это имеет большое значение. Не следует ли в таком случае прежде всего определить и выяснить, в чем состоит общее у науки и Библии и каковы рамки этой общности.
Поэтому Священное Писание в тексте Шестоднева о творении мироздания имеет главной целью возвестить нам не о происхождении материальной субстанции. Оно и возвещает нам не о происхождении материального вещества и его эволюции, а о сотворении и устроении Богом новой новосозданной жизни которая устроена в формах жизненосной материи Им сотворенного мироздания. Вот почему в первую очередь важны для нас не радостные открытия частичных совпадений или параллелизма некоторых естественнонаучных концепций с библейскими «днями», а указания на Первоисточник жизни, на действия Духа Божия и слов Божиих по устроению принципиальных основ жизни в творении. Священное Писание говорит о творимых Богом условиях жизни, в которых она возникает в земном мире. Происхождение мироздания в библейском тексте описывается не как эволюция материальных форм, а прежде всего – как действие Духа Божия и как непосредственное исполнение природой прямых повелений Божиих: возникшее мироздание живет день за днем, полностью и сразу следуя воле Божией. И именно в этом – глубокое, принципиальное отличие Св. Писания от всякого не-священного учения о мироздании. Жизнь в библейском тексте описываетеся не как эволюция материальных форм, чем занимается современная наука, а прежде всего – как многообразное духовное исполнение всех частей и элементов многосоставного Божественного творения. Но каковы бы ни были эти представления, Писание учит, что именно слово Божие непосредственно и сразу создает формы этого жизненосного бытия.
Именно об этом творении как богодарованной жизни в развитии ее форм и уровней и говорят великие святые Отцы, используя, разумеется, представления своего времени о мироздании и природе; но именно жизнь создает формы бытия. Мы нередко называем Библию «учебником жизни», и таковой она является уже с самых первых строк, что и нужно показать
Для этого мы должны углубляться в многогранный смысл каждого слова Священного Писания, следуя подлинной церковной, то есть святоотеческой традиции. Вместе с тем, мы должны относиться к тексту как к определенному историческому и литературному документу, то есть исходить из его непосредственного содержания и смысла, не внося в него представлений и понятий, не имеющих богословского обоснования и взятых из других, небиблейских текстов и теорий мирообразования, за исключением специальных вопросов .
При изучении текста существует, естественно, языковая проблема, о которой не так давно напомнил прот. Леонид Грилихес (88а). Древние греческие отцы изучали Библию преимущественно по Септуагинте, латинские – по Вульгате. Некоторые (например, прп. Ефрем Сирин) были знакомы с еврейским языком. На «знатоков» еврейского языка ссылаются и другие великие отцы древности, которые понимали важность обращения к первоисточнику. Также они использовали более ранние переводы на другие языки (нередки ссылки на Акилу, Феодотиона и Симмаха), пользовались трудами своих предшественников и современников.
Поскольку нас интересует именно святоотеческая традиция, то необходимо подчеркнуть, что все Отцы Церкви единогласно принимают за время творения мироздания и человека то количество дней, которое указано в Писании. При этом древние писатели обычно принимают дни за обычные солнечные сутки, что было естественным при полном отсутствии современных астрономических знаний. Перед ними не вставал вопрос о времени с такой остротой, с какой он встает в новое время.
. Вместе с тем, древние комментаторы единодушно принимали, что библейский Шестоднев является богоустановленным принципом изменений суточного времени и прообразом недели, в течение которой человек должен совершить все дела, чтобы день седьмой посвятить Богу.
При всем этом приходится заметить, что нам, к сожалению, неизвестны современные исследования систематически, целостно, объективно и с достаточной полнотой анализирующие учение о миротворении великих Отцов Церкви. Работы, о которых мы кратко сказали в библиографическом обзоре, обычно представляют собой обобщенные характеристики мнений с набором достаточно произвольно выбранных отдельных цитат. Это порождает лишние споры и затрудняет понимание объективной позиции того иди иного автора. К сожалению, такие весьма необходимые объективные исследования пока еще – дело будущего. Пока что в публикациях современных исследователей по вопросу миротворения мнение автора обычно подкреплено лишь набором достаточно произвольно выбранных отдельных цитат отцов и учителей Церкви.
Поэтому небольшой опыт частичной систематизации святоотеческих размышлений о миротворении может быть полезным для разрабатывания обоснованного православного взгляда на происхождение мироздания в свете современного мироощущения.
В аспекте естствознания древнее и средневековое святоотеческое учение о миротворении складывалось в русле античного «естествословия», далекого от постулатов современной науки, и античные концепции продолжали господствовать в эпоху Средневековья вплоть до Нового времени. Святые Отцы древней Церкви пользовались общим для античной культуры учением об основных элементах или «стихиях», из которых составлена Вселенная: это земля, вода, воздух и огонь. Это учение присутствует у всех Отцов и учителей древней Церкви – Василия Великого, Григория Нисского, Ефрема Сирина, Иоанна Златоуста, СеверианаГабальского, Августина, ФеодоритаКирского и других. В частности, на материале «Шестоднева» Иоанна экзарха (9-й век) современные светские исследователи прослеживают «генетически восходящие к античности идеи учения о четырех стихиях, как предельных материальных основах бытия <…>четверица материальных первооснов мироздания рассматривается в качестве исходного первоначала неорганической природы, органических форм и плоти человека» [31:46]. Но существенно то, что у всех этих писателей и проповедников «античные положения о материи и форме “перефразированы” в духе монотеистического креационизма», - то есть, говоря проще и яснее, христианства [31:47].
Но было бы неправильно рассматривать древнее учение о четырех элементах как несовершенный аналог научных систем нового времени, таких, как например, таблица Менделеева. Четыре элемента – сущностные основы мироздания, и могут даже быть символами разных уровней материально-пространственной организованности (что показано А.Ф.Лосевым [186:248-261]). Поэтому, стремясь систематизировать святоотеческое учение о миротворении в сопоставлении с современным научным восприятием, мы должны учитывать эту античную терминологию, которой пользовалась раннехристианская и средневековая традиция в приложении к Шестодневу, в ее подлинном значении и сущностном смысле при ее сопоставлении с современным научным восприятием.
«Естественно-научные» сведения, которыми пользовались древние святые Отцы, сами по себе давно, конечно, устарели, но их нужно отделять от собственно святоотеческих «интуиций», то есть оригинальных утверждений и подходов, основанных на опыте личного созерцания людей, имевших особый благодатный духовный опыт. Святоотеческое толкование основано прежде всего на аскетическом созерцании и духовном умозрении древних подвижников. В этом его основная ценность, поскольку этот опыт нередко отсутствует у позднейших богословов нового времени.
Эти «интуиции» часто имеют принципиальное богословское значение для понимания описываемого в книге Бытия сотворения жизни, о чем мы говорим и чем мы не только не можем поступаться, но должны руководствоваться в современных попытках правильно понять Шестоднев. Нас должно занимать не столько «согласование» библейского текста с современной наукой, над которым множество лет бьется современная естественно-научная апологетика, сколько соотношение библейской и естественно-научной концепций бытия.
Рассматривая древние и средневековые изъяснения событий Шестоднева следует признать, что в некоторых из них, имеются, с одной стороны, непреходящие по духовной глубине святоотеческие свидетельства, а с другой есть, несомненно, и некоторые неприемлемые для нашего времени наивные постулаты. Таково, например, убеждение, по которому земной Рай находится в недоступной земле где-то за океаном, о чем будет сказано в дальнейшем. Точно также некоторые авторы, объясняя расположение светил на небе, полагали, что Господь прикрепил светила к небу так, как художник помещает изображения светил на поверхности картины: «По-видимому, Он (Бог) создал их вне неба, и затем утвердил наверху. Подобно тому, как художник, когда окончит картину, прибивает ее на стене, также и Бог предварительно создал светила вне неба и затем уже, подобно художнику, утвердил их вверху, как и свидетельствует Писание <…> (Быт.1,16,17)» [142а:756]. Это суждение, принадлежащее СевериануГабальскому основано, по мнению комментаторов, на учении авторитетного для антиохийской школы великого милетского философа (У1 в. до Р.Х.) Анаксимена [31:896, прим. 136], который считал, что к твердому небесному своду звезды неподвижно прикреплены «наподобие гвоздей» [98а:121, 128]. Севериан развивает эту простодушную идею, исходя из общепринятого представления о Боге как высшем Художнике. У Севериана отличие в том, что подобным способом прикреплены великие светила – такая поправка вызвана, очевидно, особенностями библейской космогонии, для которой и тогда нужно было найти некоторое научное подкрепление – как и в наше время. Распространенные и принятые в средневековье (через антиохийскую школу) под именем свт. Иоанна Златоуста суждения Севериана попали в творения Иоанна экзарха Болгарского, который повторяет его почти дословно [ср.31:749, прим.135 на с.896]. Повторение этого мнения встречаем и у автора «Вопросов св. Сильвестра..» [65:53].
Существуют и другие, достаточно общепринятые суждения в святоотеческой литературе, и принадлежащие святым Отцам, по которым, например, утверждение свт. Василия Великого о том, что при творении растения мгновенно «выбежали» из земли на поверхность [55:75] Чем этот различается ход мысли отличается в первом и втором случаях? Очевидная непреемлемость первых мнений не означает ли также непреемлемость вторых? Свт. Василий исходит здесь прежде всего не из «научных» – то есть античных натурфилософских представлений – а из библейского утверждения о творении, которое (по тексту) следует принимать как мгновенное. Такого рода суждения следует различать. В таком понимании текст выражает необходимую веру в абсолютное всемогущество Божие . Об этом мы уже говорили в другом месте. См.: Салтыков А., прот. О первозданном мире Шестоднева. Памяти Андрея Георгиевича Жолондзя. Церковное искусство и реставрация памятников истории и культуры / Сб-к статей. М., 2007. С.110-111.
Нам кажется, что такие мнения, как рассуждения о заокеанском нахождении Рая (см. далее) или о способе «прикрепления» светил к небу являются лишь следствием вполне понятного доверия к научным для того времени суждениям, но не являются вполне независимыми, собственными святоотеческими суждениями, вдохновленными личным духовным опытом. Разумеется, как естественно-научные данные своего времени, эти представления для нас представляются наивными и давным-давно устаревшими. Но целостная святоотеческая традиция отличается от бытовавших в древней и средневековой науке мнений не только крайне бережным, благоговейным и осторожным отношением к библейскому тексту, к каждому его слову и понятию. Святым Отцам был свойствен еще и благодатный дар рассуждения. Силой пророческого прозрения они не только мудро разграничивали плотское, хотя бы облеченное в научную форму, знание, от духовного знания; но еще и умели использовать, в меру необходимости, научные сведения не в ущерб подлинному духовному смыслу библейских текстов. Святоотеческие суждения о библейских текстах представляют собой только раскрытие того, что со всей определенностью, но кратко сказано в Священном Писании. Святые Отцы утверждают и раскрывают единство слова и дела у Бога, не вдаваясь в способ сотворения, хотя и остаются в рамках в то время общепринятой – обычно аристотелевской, а иногда и антигеоцентрической – науки.
Но о таких вещах, как «способ прикрепления» к небесному своду светил или о местонахождении земного Рая после грехопадения в Библии ничего не сказано, так что для желающих исследовать эти вопросы оставалась свобода мнений. В целом, Святые Отцы не позволяют никаких сколько-нибудь вольных трактовок священных текстов, – это писатели, которые поистине смиренно прислушиваются к голосу Духа Святого.
На таком фоне вырисовывается проблема частичного соответствия шестодневного порядка миротворения по Библии и данных «научной картины» мироздания при последовательном прочтении дней творения. В том, что такое частичное соответствие дней творения и основных этапов происхождения мироздания и жизни по современным научным данным существует, в этом, по-видимому, никто не сомневается. Именно несомненная очевидность этого параллелизма издавна подавала надежду и религиозной, и научной мысли Нового и Новейшего времени на возможность отыскания окончательных «согласований». Однако остаются расхождения, и мы допускаем, что этот «барьер» расхождений никогда не будет перейден. Поэтому люди Новейшего времени, изощрившие свой ум в многознании, должны по-другому подойти к библейскому сказанию о миротворении для проникновения в смысл Шестоднева.
Прежде чем говорить об этапах сотворения, кратко коснемся соотношения частей текста Шестоднева. Согласно общеизвестному положению современной библеистики, повествование о сотворении мироздания в Шестодневе состоит из двух достаточно независимых текстов (Быт.1:4-25). Основной текст о создании мира содержится в первой главе Бытия, где описывается, что и как сотворил Бог, в том числе в общем контексте кратко сообщается и о сотворении людей (Быт.1:27-28). После этого (вторая глава Бытия) дается последовательное, расширенное раскрытие истории сотворения людей – этого основного события – в специально посвященном ему рассказе. Отдельно (третья глава) следует примыкающий к ней рассказ о грехопадении прародителей и его последствиях.
Древние отцы Церкви признавали единство этих текстов, но эта позиция была отвергнута исследователями Нового времени как некритическая.
Для правильного понимания связи текстов, как представляется, необходимо прежде всего отметить расположение главных слов небо и земля. Начало второго рассказа Вот происхождение неба и земли (Быт. 2:4) можно считать заглавием, повторяющим пролог (Быт.1:1) и эпилог (Быт.2:1) первого рассказа. В следующей фразе, открывающей рассказ, сказано: …Господь Бог создал землю и небо, (2:4); но тут порядок слов небо и земля изменен: на первом месте теперь стоит земля, а уже потом – небо. Это ни в коем случае не есть случайность, а наоборот, является очень важным указанием второго текста на развитие событий вокруг человека в его мире. Фраза 2:4 Господь Бог создал землю и небо является симметричным повторением первой фразы пролога в начале сотворил Бог небо и землю (1:1). В первой главе рассказ начинается с описания сотворения неба, имеющим «старейшинство в бытии» (св. Василий Великий), затем переходит к земле; а второй рассказ посвящен важнейшим событиям на земле, и поэтому прежде (но уже после заглавия) именуется земля, о которой далее пойдет речь. Небо же упоминается только здесь – дважды в первой фразе, и далее сразу описывается земля и события на ней. Таким образом, второй рассказ является последовательным развитием первого в его главной части – о человеке.
В тексте 2:4 -14 содержится описание творения в следующем порядке: земля и небо с растительностью (2:4-6) - человек (2:7) - Рай (2:8) – зелень на земле и в Раю (произрастил … из земли всякое древо приятное на вид и хорошее для пищи, и древо жизни посреде рая и древо познания добра и зла 2:9) – река, обтекающая землю (2:14).
Этот текст – как бы итоговый и потому более общий, но содержащий главные акценты, выраженные не порядковым, а иерархическим порядком перечисления основных творений с краткими, но очень важными уточняющими и расширяющими дополнениями, касающимися в основном земной природы и человека в их первозданном взаимоотношении. К этим уточнениям относятся: описание первоначального состояния земли (5-6); о сотворении человека как о таинственном и особом, центральном, наиболее значимом для понимания того, что есть человек (2:7); новая и важнейшая информация о Рае (8-9) с указанием на качество пищи и красоту земной растительности вообще; река, дополняющая сведения о водах, собранных в моря (10-14). Попутно заметим, что уточнения, касающиеся земной природы, могут быть отнесены к делам Третьего дня.
В дальнейшем тексте (Быт. 2:15 и далее) содержатся уточняющие сведения о человеке – его история до повествования о грехопадении, которое является отдельной темой. Вновь описывается сотворение животных, при чем это описание помещено по порядку текста после сотворения человека (2:18-19). Мы беремся утверждать, что такое расположение текстов можно достаточно убедительно объяснить в связи с историей сотворения и первых шагов жизни человека: в этом тексте достаточно обстоятельно рассказывается о величайшем моменте сотворения человека, как о таинственном и особом, центральном, наиболее значимом для понимания того, что есть человек; затем повествование последовательно переходит к конкретному началу человеческой деятельности под непосредственным руководительством Бога. Но эта деятельность началась с именования животных, –- с которыми у человека произошла знаменательная встреча, поэтому писатель для пояснения вновь сообщает об их сотворении упоминание вполне выглядит как напоминательное, дополнительное и пояснительное сообщение о значительно более простом, чем сотворение Адама, сотворении животных, о чем уже было кратко сказано ранее, в общем тексте о миротворении (1:20-25). Усматривается в данном случае и иерархический порядок - прежде говорится о человеке, а уже после – о животных. Это поясняющее напоминание приводится в общей форме, чтобы у учеников (в том числе и взрослых) и читателей был ответ на вопрос, откуда взялись перед человеком животные, с которыми древний человек постоянно встречался, и как они подчинены ему (Быт.2:19). Бог создал их как помощников человеку, но не равных (2:19). Оно необходимо также и против обожествления животных.
Далее сказано о сотворении жены (Быт.2:21-25) - это расширяющее уточнение к Быт.1:27. Если рассматривать тексты как мы предлагаем, то с «методической» точки зрения, их расположение относительно друг друга и изложение порядка событий являются, как представляется, вполне безупречными, и у нас не возникает необходимости приписывать их двум различным авторам.
Именно такое понимание последовательности и внутренней связи текстов было свойственно, по нашему мнению, святоотеческой традиции, в отличие от новоевропейского понимания, исходящего из общих культурно-исторических предпосылок Нового времени, накопленных наукой и нередко ограниченного строго формальным анализом екстовых фрагментов, аналогично естественно-научному методу изучения строения материи. Такой подход, при всем стремлении к объективности, не всегда учитывает основную идею текста; в данном случае – это создание Богом Своего образа и подобия из материи, приготовленной (сотворенной) Им с такой целью.
Изучаемое нами библейское сказание есть, прежде всего, духовно-учительный текст; и в том числе – школьный, «учебный», который следовало усваивать с детского возраста. Так и было с самых древних времен, начиная с Моисея в «школе» того времени для детей и взрослых. Так было и в христианскую эпоху. Излагая Шестоднев, свт. Василий Великий поясняет, что Моисей избрал определенный способ повествования «для большей ясности учащимся» 32-33; также и свт. Григорий Нисский отмечает, что говорится доступно «по незрелости только что приводимых еще к богопознанию, для яснейшего представления божеской воли и дабы удобнее убедить слушателей» - 369. И блж. Августин замечает, что первозданное творение описывается так, «насколько можно было сделать это для людей менее понятливых» (О кн. Быт. Букв. Кн.1 гл.ХУ. С.162). Но вместе с тем библейский рассказ остается главным и истинным свидетельством Божественной Премудрости в вопросе о сотворении мира и человека.
Исходя из всего сказанного, попытаемся кратко остановиться на этапах творения, следуя числовому порядку дней творения, и опираясь преимущественно на их понимание крупнейшими и авторитетнейшими из Отцов Церкви.
Шесть четко разделенных между собой дней творения, вместе с тем, конечно, и связаны один с другим. На эту достаточно особенную связь дней обратил внимание, кажется, только лишь М.Солуха в неопубликованной работе (автор благодарит за возможность ознакомления с работой - А. С.), где пытался объяснить это, исходя из разных словарных значений слов вечер и утро в древнееврейском языке. Эти слова здесь «имеют более широкий, чем в русском языке, смысл. Вечер - ереб означает также и смешение, смесь. Симметрично утро - вокер (или бокер) означает также и открывание, и порядок» . (292:14). Свое наблюдение аватор подкрепляет ссылкой насвт. Иоанна Златоуста, который, используя эти значения, пишет, что пророк Моисей «конец дня и конец ночи ясно назвал одним днем, чтобы установить порядок и последовательность в видимом мире, и чтобы не было никакого смешения». Отсюда словами «вечер» и «утро» обозначается, что каждый день творения есть открывание порядка, приведение в порядок того смешения, смеси, которыми был первоначальный, созданный в неопределенном виде состав материи, приведенный Творцом к законченному благоустроению в шесть этапов.Благодаря этому простому, но очень важному уточнению становятся понятными слова прп. Ефрема Сирина, о том, что творение совершалось в определенное время таинственных первозданных «суток»: вечером, ночью, утром . 213-214.Так, «твердь сотворена в вечер второй ночи, как и небо сотворено в вечер первой ночи» [109:221]; моря сотворены в ночь Третьего дня – «в ту же ночь, как скоро изрек Бог, воды собрались воедино и поверхность земли во мгновение ока осушилась» [109:222]. Для светил – свое, соответствующее время: «Но приведение в устройство тварей четвертого дня было утром» [109:223]. Таким образом, каждый день деятельность как бы прекращается и возобновляется вновь. Эту достаточно очевидную самозамкнутость дней можно рассматривать как специфический признак библейской космологии. Мнение прп. Ефрема Сирина не было всеобщим: так, блж. Августин считал, что «деяние» совершалось именно днем, до наступления вечера. Но это небольшое расхождение не является принципиальным, поскольку блж. Августин также считал, что творение совершалось именно как переход от «смешения» к упорядоченности. Смысл, очевидно, в том, что как в целом, так и на каждом отдельном этапе творение шло от смешения, смеси – к уточнению, устроению, порядку. Но это ценное указание не помогает понять, как соотнести дни творения с ныне научно установленным возрастом Вселенной и ее развитием. Каждый день – шесть раз – вновь повторяется вечер-ереб – смешение, преобразуемое в утро-вокер – порядок; однако эта периодичность не имеет никакого отношения к астрофизике и наукам о Земле. К тому же никакого беспорядка на ранних стадиях существования Вселенной, кажется, не наблюдается: скорее, имеет место зачаточность, невыявленность или неразвитость форм.Границы дней: ереб-вокер (вечер-утро) – от смешения к упорядоченности, но при этом святоотеческая традиция их понимает именно как границу времени-длительности: «Вечер есть общий предел дня и ночи, подобным образом и утро есть смежность ночи со днем», - отмечает свт. Василий Великий . 35. Поэтому разделенность дней, границы их, как неких единиц времени, можно рассматривать как статичные моменты, как некую завершеннуюпокойность в соединении с движением.
Обращаясь к рассмотрению «премудрого и всестройного порядка» (свт. Григорий Нисский) возникновения мироздания из вещества, «не имеющего образа» в первые три дня Божественного сотворения, можно заметить принцип парности и единства противоположностей. Но при этом нет никакого намека на борьбу этих противоположностей. Свт. Василий Великий говорит по этому поводу: «Две силы, по противоположности одна другой уравновешивающиеся, непременно будут одна дртугойразрушительны, и состоя между собой в непрекращаемой брани, непрестанно будут и меть и доставлять друг другу случаи ко вражде» 28-29. Не так дело обстоит при творении мира. «Бог двумя крайностями обозначил сущность вселенной» – замечает свт. Василий Великий [52:15]. Свт. Григорий Нисский добавляет: поскольку «небом и землею определяется познаваемое нами посредством зрения; то слово наименовало их, как крайние объемы существ, познаваемых нами посредством чувства» [85:13]. Здесь получает значение художественное восприятие мироздания, о чем мы говорили ранее: поскольку сотворенный мир есть художественное и гармоничное произведение величайшего Художника 13-14, внутри него отсутствуют вражда и борьба, и все части лишь дополняют друг друга. Бог создает небо и землю, как две основные части единого мироздания; затем Он создает свет – через отделение света от тьмы; создает твердь – через разделение воды от воды; разделяет воду «под небом» (на Земле) от суши. И сам Шестоднев есть три пары дней. Через это парное существование и деление упорядочивается, умножается и совершенствуется жизнь, происходящая из первоначально бесформенного, смешанного творения (земля же беневидима и пуста). Оно свойственно сотворению космоса и Земли как обитаемого в будущем мира, то есть первым трем дням. В последующие три дня, описывающие творение условий жизни на Земле и самих тварей, как подвижных сущностей, парность также представлена – как принцип бытия основных светил и одушевленных тварей. Все завершается парностью мужчины и женщины – человека, как Образа и Подобия Божия. В парности человека заключается один из существенных принципов организации мироздания. Но понимать его следует не в духе различных нехристианских философских и религиозных концепций, а в духе святоотеческого миропонимания, выраженного прп. Максимом Исповедником в его учении о человеке. Таков путь премудрого устроения созидаемых вещей.
Святой Василий Великий, между прочим, счел нужным заметить, что излагаемое им учение не будет принято «внешними философами» и даже вызовет у них активное сопротивление: «Любомудрствовавшие о небе согласились бы лучше лишиться языка, нежели признать сие истинным» [52:41]. Он указывает, однако, что «еллинские мудрецы» пока еще не кончили своих споров, и поэтому «внешние учения оставляя внешним, возвратимся к учению церковному» [52:42]. Видимо, и к нашему времени относятся эти слова, которые равно можно отнести ко всему вопросу о происхождении вселенной. Иначе говоря, рассуждая о сотворении мира, приходится помнить о «внешних учениях», которые постоянно меняются, но не достигают завершения; следовать же тому, чему учит Cвященное Писание и Церковь.