В Священном Писании пространственно-временные отношения и понятия падшего мира нередко применяются к описаниям событий духовного мира как некоторая необходимая, вынужденная условность, для большей доходчивости текста, предназначенного не философам, а всем людям всех времен. Но духовная действительность совсем иная, – она принципиально неописуема на человеческом языке. «В православном толковании Библии эти два уровня, буквальный и символический, часто переплетаются», – отмечает о. Серафим (Роуз). – «Можно назвать мистическими образами, – продолжает он, – когда какому-либо земному лицу, вещи или событию придается более глубокое, духовное значение – как, например, с древом познания добра и зла, которое святитель Григорий Богослов толковал как "созерцание", не отрицая при этом, что это было также и дерево; или Древо Жизни, которое, будучи прообразом Креста Христова, кроме того, является также образом будущей вечной жизни и в то же время не перестает быть просто деревом в саду в буквальном смысле слова, о чем ясно говорится в святоотеческой традиции» [21:30–31]. Эта многозначность необходима, чтобы хоть отдаленно дать понятие о непостижимых для ума духовных сущностях и явлениях, в том числе и названных в цитате творений первозданного мира. Многозначность может быть распространена и на некоторые другие объекты первомира, и иногда нужно ее увидеть. Несомненно, для этого необходимо чувство осторожности и меры, – иначе легко впасть в мистический субъективизм. Здесь следует опираться на опыт святых Отцов.

В сотворенном Богом мире мы различаем два уровня бытия: «весьма хороший» мир первозданной земли, который освящен и благословлен, и уже был как «некий Рай», со светилами на небесной тверди, то есть космосом, созданным для земной жизни; и более высокий уровень – Эдем, или земной Рай, священный центр первозданного бытия, где было определено пребывать человеку в совершенстве и красоте, во все большем приближении и благодатном приобщении к Творцу Вселенной.

Литургическая поэзия много говорит о красоте и совершенстве земного Рая, утраченного людьми. Так в богослужении в неделю сыропустную, когда вспоминается изгнание Адамово (Постная Триодь, неделя сыропустная, стихира на Господи воззвах, 3). Церковь воспевает:

Раю всечестный, краснейшая доброто, богозданное селение,

Веселие некончаемое и наслаждение,

Славо праведных, пророков красото и святых жилище,

Шумом листвий твоих Содетеля всех моли,

Врата отверсти ми, яже преступлением затворих...

Учение Священного Писания о земном Рае является непременной частью христианского вероучения о происхождении мироздания и человека и оно занимает значительное место в повествовании книги Бытия. С библейским образом земного Рая теснейше связано учение о грехопадении и о будущем спасении человека. Любой догматический учебник излагает описание земного Рая в связи с историей первых людей. Но когда речь заходит о научной апологетике происхождения жизни и человека, тема Рая полностью обходится, – ведь говорить о Рае ненаучно... Последнее, конечно, вполне справедливо, если науку понимать только в пределах естественно-научных знаний. Но из этого следует, что наука строит свои собственные теории происхождения жизни на земле, никакого отношения к библейскому учению, в частности, к учению о земном Рае, не имеющие. Для нас нет, конечно, необходимости их здесь излагать – они изложены множество раз в серьезных научных и богословских штудиях. Достаточно сослаться, например, на солидный труд И. Барбура (32). Но все эти теории являются, как вполн е очевидно, прямой подменой библейского учения, причем эта подмена обычно оправдывается «донаучным» характером библейской космологии. При этом речь идет, как правило, даже не об интерпретациях, а именно о прямых подменах, поскольку в этих научно-богословских построениях ни слова не говорится о земном Рае. Однако корректно ли, в любом случае, на место анализируемого текста ставить собственную теорию, построенную на отдельных, вырванных из контекста понятиях. Типичным примером такого произвольного построения является, например, книга Эммануила Светлова «Истоки религии» [221]. Стремясь дать научное объяснение происхождения человека и соединить его с библейским, автор осторожно убеждает читателя, что Адам не есть отдельная, конкретная личность, совершившая личный грех, перешедший на его потомство (это «грубо буквальное, примитивное понимание библейского учения» [221:217]), а некое «мистическое целое» человечества, Адам Кадмон каббалы, «Великое Существо» О. Конта и т.д. [21:217–218]. Это, конечно, полное искажение прямого библейского учения, причиной чего является, по нашему мнению, глубокое забвение святоотеческой традиции.

В Бытии дается вполне натуралистическое описание природы и состояния земли, которое кажется вполне по-современному земным и близким для нас. Описание составлено в общих понятиях, вполне достаточных для понимания практически на любом уровне развития, от примитивного до высоко интеллектуального. Упоминается лишь самое необходимое для уяснения смысла. Поэтому отдельные виды животных и птиц не называются (кроме змея среди животных; а среди растений специально упоминается только смоковница, из листьев которой первые люди сделали себе опоясания при их грехопадении). Описание Эдема составлено в совершенно тех же натуралистических понятиях и в том же стиле, что и прочей земли, за исключением двух известных райских древ, сами названия которых исключают чисто натуралистический смысл. Древние не придавали этому такого значения, как это делаем мы, потому что не имели развитого естествознания, но имели больше веры.

Тексты, расширяющие сведения книги Бытия (гл. 1–3) о творении мира

Начало книги Бытия – не единственный текст Священного Писания, где рассказывается о создании мира. Имеются другие библейские тексты, повествующие о происхождении мироздания, о его состоянии до грехопадения, о мире настоящем и о мире будущем, который явится после, но который нередко рассматривается как возвращение к первозданному миру.

Очевидно, приблизиться к смыслу Шестоднева можно только исходя из совокупности всех данных Священного Писания о творении, привлекая все библейские материалы, которые приоткрывают завесу над тайной райской и вообще первозданной жизни, насколько это может быть дано падшему человеку. Так и поступали святые Отцы древности, используя для разъяснения всякое слово Священного Писания, способствующее объяснению духовного смысла повествования. В науке нового времени эти тексты, к сожалению, сравнительно мало используются для совокупного исследования занимающего нас вопроса о первозданном мире. Возможно, это отчасти связано с тем, что они в основном содержатся в т.н. второканоническихкнигах, подлинность которых не признается западной богословской наукой. Однако в православной традиции они всегда признавались, многие тексты второканонических книг входят в паремийные чтения. Поэтому изучение бытия мироздания до грехопадения без них было бы неполноценным. Авторитет этих книг, как части Священного Писания, не ниже святоотеческих творений. Заметим, что в творениях святых Отцов, являющихся для нас незаменимым руководством в экзегезе, для изъяснения какого-либо места в Священном Писании нередко привлекаются любые необходимые тексты не только из священных книг и из более ранних святых Отцов, но и из других авторитетных писаний, в том числе из ветхозаветных (в некоторых случаях и из новозаветных) апокрифов.

При этом мы не считаем необходимым выделять и подчеркивать «жанровую» принадлежность тех или иных текстов Священного Писания и трактовать их смысл в зависимости от этой их принадлежности. Такой экзегетический прием, весьма значимый в католической экзегезе как подлинно научный подход (и даже подтвержденный папским авторитетом) нам вовсе не представляется столь существенным, поскольку священность библейских текстов делает их по существу равнозначными между собой, как откровением свыше. Так, например, мы не считаем правильным противопоставлять тексты книги Бытия и тексты псалмов по жанровому признаку как «хронику» в первом случае и как поэзию – во втором. Такое противопоставление годилось бы для анализа светского текста, но не для библейских текстов, в которых мы, находясь в православной традиции, признаем безусловно превосходящее значение божественного вдохновения над собственно человеческим элементом.

Итак, известен ряд текстов, дополняющих и расширяющих основной текст книги Бытия.

Особенно важны, по, нашему мнению, тексты о премудрости Божией. По сути, понимание Шестоднева вообще возможно только в контексте учения Священного Писания о Премудрости Божией, на что указал уже известный нам А. Миловидов, автор «Библейского учения...». Этот автор говорит: «Здесь со всею принудительностью перед нами устанавливаются три тезиса: 1. Бог создал мир; 2. Он создал мир премудро; 3. Мир полон тварей» [226:4].

Не вдаваясь в отдельные аспекты учения о Премудрости, напомним основные тексты. Она есть отблеск вечного света и чистое зеркало действия Божия и образ благости Его (Прем. 7:26). Как же действует Премудрость? – Премудрость подвижнее всякого движения, и по чистоте своей сквозь все проходит и проникает. Она есть дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя: посему ничто оскверненное не войдет в нее (Прем. 7:24–25). Присутствие Премудрости во всяком малейшем элементе создаваемого мира свидетельствует о полной чистоте, неоскверненности и совершенной красоте первозданного бытия. Когда Он уготовлял небеса, – говорит Премудрость, – я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал пределы земли, тогда я была пред ним художницею и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время (Притч. 8:27–30). Боже отцов... – восклицает Соломон вслед за Давидом, – премудростию Твоею устроивший человека, чтобы он владычествовал над созданными Тобою тварями и управлял миром свято и справедливо (Прем. 9:1–2). Она, – продолжает тот же пророк, – сохраняла первозданного отца мира, который сотворен был один, и спасала его от собственного его падения; она дала ему силу владычествовать над всем (Прем. 10:1).

Неповрежденное грехом, неоскверненное творение первоначального мира во всех своих элементах есть чистое присутствие Премудрости, более подвижной, чем всякое движение, и потому превосходящей любое представление о времени, и передающей первозданной одухотворенной материи свою силу. Она – одна, но может все, <...> все обновляет и, переходя из рода в род в святые души, приготовляет друзей Божиих и пророков... (Прем. 7:27).

Книга Иова содержит изумительные строки о непостижимой для человека Премудрости: Но где премудрость обретается? и где место разума? Не знает человек цены ее, и она не обретается на земле живых. Бездна говорит: не во мне она; и море говорит: не у меня. <...> Не выменяешь ее на сосуды из чистого золота. А о кораллах и жемчуге и упоминать нечего, и приобретение премудрости выше рубинов. <...> Откуда же исходит премудрость? и где место разума? Сокрыта она от очей всего живущего и от птиц небесных утаена. Аваддон и смерть говорят: ушами нашими слышали мы слух о ней. Бог знает путь ее, и Он ведает место ее. <...> Когда Он ветру полагал вес и располагал воду по мере, когда назначал устав дождю и путь для молнии громоносной, тогда Он видел ее и явил ее, приготовил ее и еще испытал ее. И сказал человеку: вот, страх Господень есть истинная премудрость и удаление от зла – разум (Иов. 28:12–14, 17–18, 20–23, 25–28).

Именно эта непостижимая, глубокая софийность делает первозданный мир непостижимым для падшего разума: ведь ныне она пребывает только в святых душах, знающих страх Господень. Грехопадение было утратой страха Господня, то есть премудрости. Подземный мир слышал о премудрости, но не знает ее, надо полагать, по своей враждебности Богу. Не знают ее ни земля живых, ни бездна, ни море. Так утверждает и свидетельствует Священное Писание. Поэтому следует признать, что «закон эволюции» (если он существует) и любые другие ныне известные нам «законы природы» никакого отношения к софийности первозданного мира не имеющие, изучают некоторую другую, измененную природу.

Говоря о софийностипервобытия, мы, конечно, вовсе не имеем в виду софиологические теории, а просто исходим из прямых указаний Священного Писания. Мы полагаем, что игнорировать эти тексты было бы по меньшей мере некорректно. Последовательный обзор («основные вехи») развития идеи Премудрости в Ветхом Завете произведен прот.Алексием Князевым в работе   «Понятие и образ Божественной Премудрости в Ветхом Завете» [171:345–397]. Автор заключает, что «ветхозаветное учение о Премудрости гораздо шире и туманнее новозаветного откровения о Пресвятой Троице, <...> оно продолжает быть подготовкой к принятию новозаветного откровения о пресвятой Троице. Оно есть проникновение в тайну любви Бога к Своему творению» [171:396]. Идея софийности, имевшая огромное значение также и для эллинистического мира, в христианскую эпоху получила новый и чрезвычайно важный смысл. По словам протоиерея Иоанна Мейендорфа, «в эллинизме мудрость была синонимом человеческого совершенства и идеалом философов. Христианство, одержавшее именно при Юстиниане окончательную победу в византийском обществе, воспринимало и Ветхий Завет, и эллинизм как подготовительные ступени, ведущие к христианскому Откровению о личности Христа. Поэтому именно Христос воспринимался христианами не только как безличная идея мудрости, но как Сама Премудрость, "София"» [219:97]. Прот. Иоанн Мейендорф отмечает, что книги Ветхого Завета, трактующие о премудрости, «то есть книги Иова, Притчей, Екклезиаста, Премудрости Соломона и Иисуса, сына Сирахова, звучали в христианских церквах и внушали верующим идею космической гармонии, сотворенной Богом через посредство олицетворенной "мудрости" (подчеркнуто нами. – А.С.), а также призывали людей к "знанию" и опыту праведности, в отличие от слепой веры» [219:97].

Не случайно эта тема получила широкое распространение в церковном искусстве XIII–XVI веков. Как известно, смысл этого образа порождал различные истолкования. Со ссылкой на патриарха Константинопольского ФилофеяКоккина, прот. Иоанн Мейендорф говорит: «Ученый византийский патриарх допускает, что она может рассматриваться как "энергия", принадлежащая всей Святой Троице (в смысле учения Паламы), но что в особом и прямом смысле Премудрость есть воплощенный Логос-Христос» [219:99]. По словам того же ученого, несмотря на то, что уже в XVII веке представление о Софии-Премудрости стало «расплываться» и, несмотря на неудачные и искусственные «софиологические» построения позднейшего времени, «во все тысячелетие, прошедшее со дня посещения послами князя Владимира храма Святой Софии в Константинополе, образ Премудрости не переставал вдохновлять русских искателей истины, красоты и добра» [219:101].

В этом свете нам представляется естественным не только напомнить о почитании Софии Премудрости вплоть до нового времени, что выразилось, прежде всего, в ее иконографических образах, как Второй Ипостаси; но, по всей очевидности, следует вновь особенно вспомнить о ней, когда мы говорим о Божественном замысле космического мироустройства. И всматриваясь в библейское учение об участии Божественной Премудрости – «художницы» в миротворении, мы принимаем первозданный мир как «зело доброе», совершенное, идеально-художественное сотворение космического храма, наполненного прославляющей Бога радостной тварью. Устроение этого идеального мира нашло свое отражение в символических образах православного искусства, особенно в лучшие эпохи его развития. Православная икона наравне со святоотеческим преданием свидетельствует о совершенстве и близости к Богу первозданного мира.

Учение о Премудрости породило, как известно, немало попыток истолкования, часто весьма неоднозначных и даже далеких от учения Церкви. Не останавливаясь на них, мы лишь вновь заметим, что необходимо поверять свои построения святоотеческой мыслью. Святитель Афанасий Александрийский обстоятельно изъясняет, что Премудрость Божия есть Единородный Сын Божий, Отчее Сияние; но существует также отпечаток Премудрости, пребывающий во всей твари [27:374–375]. Он говорит: «Хотя единородная и источная Премудрость все творит и зиждет, ибо сказано: вся Премудростию сотворил еси и исполнися земля твари Твоея (Пс. 103:24); однако же, чтобы созданное не только имело бытие, но и благобытие, Бог благоволил, чтобы Премудрость Его снизошла к тварям, чтобы во всех вообще тварях и в каждой порознь были положены некий отпечаток и подобие Его образа, и чтобы преведенное в бытие оказалось и премудрым, и достойным Бога делом» [27:372]. «Ибо в мире не зиждущая Премудрость, но созидаемая в делах, по которой небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь (Пс. 18:2)», – говорит свт. Афанасий [27:374]. «Источная Премудрость есть творящая и зиждительная; а отпечаток ее внедряется в дела, как образ образа» [27:375]. Итак, необходимо иметь в виду два аспекта учения о Премудрости.

Еще одно высказывание для нас весьма существенно, поскольку показывает утрату Премудрости в падшем человечестве: «Но если люди вместят в себе и сию Премудрость, то познают истинную Божию Премудрость, познают, что подлинно сотворены они по образу Божию» [27:374].

А. Миловидов говорит о Премудрости в основном именно как об отпечатке «источной Премудрости». По его суждению, «по существу своему, Мудрость – мысль Божия о мире. Она есть вся тварь в ее идеале, или она есть первообраз мира, по которому была создана вся природа в ее эмпирической заданности. Этот первообраз существовал в уме Божием от вечности, и, как мысль Божия, он реален. Как эмпирический факт, данный в пространственном и временном условиях, Мудрость есть весь мир во всем его разнообразии и в дивном устройстве...» [226:9]. Это положение у автора не развито, поэтому следует подчеркнуть, что «мысль Божия» есть нетварная «энергия», принадлежащая Святой Троице и «в особом и прямом смысле» – воплощенный Логос-Христос.

Говоря о словах Божиих хорошо весьма, А. Миловидов комментирует: «В этих кратких словах заключается вполне тождественная с выражением книги Иова мысль, что Бог поставил (другой пер.: приготовил. – А.С.) Мудрость. Мир стал существовать в полном своем объеме, какой был дан ему сообразно с его силами божественной благостью. Мы не можем себе представить всей красоты первозданного мира. "Все Божественные совершенства, высшая Мудрость Бога, Его сила и благость славно раскрылись в физическом универсе"», – цитирует автор западного богослова [354:176]. – Зло еще не коснулось самого существа мира, и всюду была разлита наиреальнейшим образом Мудрость. Библия рисует нам картины идеального порядка в жизни природы» [226:25]. Цитируя книгу Иова (Иов. 28:25–28), этот автор отмечает, что Бог поставил Мудрость, и еще испытал ее [226:12–13]. Вот эта «наиреальнейшая Мудрость» и есть один из существенных признаков, отличающий первозданный мир от мира павшего.

В «Библейском учении...» подробно прослеживаются отношения Мудрости   (Премудрости как отпечатка) к миру, которые автор сводит к четырем основным моментам: «1. Сначала явилась Мудрость, как начало потенциальное, долженствующее раскрыться во вселенной. 2. Она открылась в создании мира – в той необычайной организации, какую приобрел мир во дни творения. 3. Закончив мироздание, Творец поставил Мудрость, как эмпирический факт. Четвертым фактом – испытание Мудрости – по контексту речи можно считать момент грехопадения, который явился в разрез только что установленной гармонии» [226:13]. Мысль рассматривать творение мира как последовательное осуществление Божественной Мудрости не вполне самостоятельна, но изложена в строго церковном духе и сама по себе ясна: не может быть Божественного творения вне Божественной Мудрости.

Итак, до грехопадения премудрость (софийность) была по существу основным законом мироздания и явно присутствовала во всем творении, обусловливая жизнь и взаимосвязь всех явлений и существ на совершенно ином уровне бытия, чем известный нам.

Другие учительные (т.н. хокмические) книги также содержат важнейшие тексты о создании мира. В книге Иова в ярких образах напоминается о том, как Бог сотворил Вселенную (Иов. 38:4–11).Как известно, книге Иова посвящена необозримая литература. Помимо церковно-славянского текста и синодального перевода, на русском языке имеется несколько изданий комментариев книги Иова и переводов (с масоретского текста), смысл которых в интересующих нас местах в целом достаточно близок: перевод XIX века св. Макария (Глухарева), современные переводы и комментарии С.С. Аверинцева, А.С. Десницкого, Ф.Н. Козырева, М.И. Рижского, Д.В. Щедровицкого [168, 2-е изд. в кн.: 8; 172; 262; 267; 346]. Господь говорит Иову, что Он «положил краеугольный камень ее (т.е. земли), при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости <...> затворил море воротами, когда оно исторглось, вышло как бы из чрева (пер. С.С.Аверинцева: «из родимых недр изверглось оно» ; пер. М.И. Рижского: «вырвавшись из утробы вышло»; пер. А.С. Десницкого: «из недр оно выходило»; т.е. как бы родилось – А.С.), <...> облака сделал одеждою его и мглу пеленами его, и утвердил ему Мое определение, и поставил запоры и ворота, и сказал: доселе дойдешь и не перейдешь, и здесь предел надменным волнам твоим» (Иов. 38:6–11). «Краеугольный камень» и прочее ясно указывает на сотворение мира, что достаточно общепризнано. Этот прекрасный мир был исполнен ликования и радости всех сынов Божиих – это могут быть не только ангелы, но и все бесконечное многообразие небесных существ, о котрых мы почти ничего не знаем.

Укажем также на тексты книги Премудрости Соломона, которые, как представляется, можно отнести к первозданному миру. Книга Премудрости Соломона известна только в составе Септуагинтs и только на греческом языке. «Это уже природный греческий текст», – отмечает современный исследователь [92:473]. Каково бы ни было ее происхождение, включение в Септуагинту говорит об авторитете книги в глазах Семидесяти толковников, труд которых православная традиция считает богодухновенным. Тексты этой книги читаются на паремиях. Она пользовалась большим авторитетом у древних Отцов Церкви [см.: 350:422–424].

По словам книги Премудрости Соломона, некогда земные животные переменялись в водяные, а плавающие в водах выходили на землю. Огонь в воде удерживал свою силу, а вода теряла угашающее свое свойство; пламя наоборот не вредило телам бродящих удоборазрушимых животных, и не таял легко растаявающий снеговидный род небесной пищи (Прем. 19:18–20).

Обычно этот текст рассматривается как воспоминание о спасении Израиля по исходе из Египта. Однако А.П. Лопухин отмечает необъяснимость некоторых фактов: «Конечно, строго говоря, ни в одном из указанных случаев (казни египетские, жабы – А.С.) не было превращения земных животных в водяных и обратно» [185:V, 158]. Такое же недоумение вызывает описание огня, который не гас в воде. Несколько ранее (Прем. 16:16–19) говорится также об огне, который жег посреди воды, наказывая, по-видимому, врагов израильтян. Но это не объясняет, почему огонь не гас в воде при отсутствии врагов. По справедливым словам А.П. Лопухина, «природа для осуществления высших божественных целей в нравственном мироправлении изменяет свои силы» [185:V, 147, прим.]. Здесь, как нам представляется, содержатся замечательные указания на особые свойства первозданной природы, утерянные вследствие грехопадения людей. Здесь соединено, на наш взгляд, описание первозданных природных свойств с ситуацией бегства из Египта, когда Господь чудесно спасал народ. В полном согласии со сказанным, блж. Августин («О книге Бытия, буквально. Книга неоконченная, V») утверждает: «Огонь не есть зло, потому что представляет собою творение Божие, но он жжет наше немощное существо вследствие греха» [5:97–98]. Это – исключительно сильное утверждение, переворачивающее наше представление о природе огня и вместе с тем о всей природе: если огонь «жжет наше немощное существо вследствие греха», то ясно, что до вкушения плода познания добра   и зла было иначе. Для человека нет ничего страшнее огня, но автор Премудрости свидетельствует о его безвредности, в мире падшем – по воле Божией, и в первомире – по богоданной природе. Об этом же говорит ипрп. Макарий Великий. Если огонь не мог вредить человеку, то он не мог вредить и всему первозданному миру, хотя бы потому, что этот «весьма добрый мир» был отдан человеку. Иначе мы должны представлять первозданного человека как пожарного, который будет постоянно занят тушением огня и борьбой с другими стихиями. Но это не соответствует образу человека в первозданном мире по святым отцам. Соответственно, Премудрость и учит нас, что хотя живые организмы «удоборазрушимы» в нашем мире по сравнению с природной средой, но в первозданном мире они могли даже входить в огонь, и пламя им не вредило. Текст предлагает нам сильнейшее изображение гармонии изначальной мироздания, вплоть до полной противоположности миру после грехопадения. . Речь, стало быть, идет об изначальных свойствах любых живых существ, о свободе первозданных существ, которая была утрачена, но может быть вызвана к жизни по особому мановению Божию в особых случаях, как чудо. Изначально стихии не боролись между собой, а как бы содействовали друг другу и живым существам, живые существа не ограничивались стихиями. И в таком случае это отсутствие жгучести в первозданном огне есть одно из проявлений софийности (премудрости) в устроении первомира.

Из великих пророков мы должны упомянуть пророка Исаию. Известны его слова: Небо – престол Мой, а земля – подножие ног Моих (Ис. 66:1). Именно так, в прямом смысле этих слов (но, понятно, не в виде названных материальных предметов), и следует, как мы полагаем, понимать создание всего мира – неба и земли – в начале творения.

Благодатный мир описывается у св. пророка Исаии, но в категориях будущего времени, когда он вновь будет возвращен прощеным людям: Волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена вéдением Господа, как воды наполняют море (Ис. 11:6–9). По нашемумннию, можно считать, что подобным же был и мир первозданный. Отсутствие зла в идеальном мире обусловлено, согласно последним словам этого пророческого свидетельства, таким преизобильнымбогообщением, которое преисполняет собою все бытие, подобно обилию морских вод. Тогда, в первозданном мире, все сыны Божии восклицали от радости (Иов. 38:7), пользуясь непрестанной милостью Творца, даровавшего твари бытие и благословившего ее.

Уже Ездра, говоря даже не о Рае, а лишь о земле (подобной Раю), указывает на превосходство и совершенство ее растительности по сравнению с нынешним миром: Вдруг явилось безмерное множество плодов и многоразличные приятности для вкуса, цветы в виде своем неизменные, с запахом, несказанно благоуханным: все это совершено было в третий день (3 Ездр. 6:44).

Особенно много о сотворении мира размышляет Ездра в приписываемой ему 3-й книге. Несмотря на некоторые сомнения, эта книга вошла в состав православной Библии. Она пользуется значительным авторитетом в русской традиции (см., например, дневник преп. оптинского старца Никона (Беляева) [240:373]). Ездра, в основном, повторяет книгу Бытия, а отчасти ее варьирует и дополняет. Высказывания Ездры о творении изложены в составе его нескольких пророческих бесед с Господом. Являясь ветхозаветным преданием, они немаловажны для изучения древнейших понятий о творении. Так, в речи Господу об Адаме, он сообщает, что Господь ввел его в рай, который насадила десница Твоя, прежде нежели земля произрастила плоды (Ездр. 3:6). Здесь мы впервые узнаем, что Адам помещен в Рай ранее, чем стали появляться плоды: растительность уже существовала, но не плодоносила. Если принимать эту «версию Ездры», то Господь поместил Адама в Рай, чтобы он с самого начала своего сотворения мог питаться именно райской пищей. Затем земля производит плоды, которые также предназначены только для человека – ведь животные ели только траву – возможно, это уже предполагало превращение в Рай всей земли…

Следующий текст непосредственно соотносится с Моисеевым сказанием, которое он несколько развивает и дополняет. Он довольно пространен, но все же приведем его, поскольку он редко привлекается: И сказал я: Господи! Ты от начала творения говорил; в первый день сказал: «да будет небо и земля», и слово Твое было совершившимся делом. Тогда носился Дух, и тьма облегала вокруг и молчание: звука человеческого голоса еще не было. Тогда повелел Ты из сокровищ Твоих выйти обильному свету, чтобы явилось дело Твое. Во второй день сотворил Ты дух тверди и повелел ему отделить и произвести разделение между водами, чтобы некоторая часть их поднялась вверх, а прочая осталась внизу. В третий день Ты повелел водам собраться на седьмой части земли, а шесть частей осушил, чтобы они служили пред Тобою к обсеменению и обработанию. Слово Твое исходило, и тотчас являлось дело; вдруг явилось безмерное множество плодов и многоразличные приятности для вкуса, цветы, в виде своем неизменные, с запахом, несказанно благоуханным: все это совершено было в третий день. В четвертый день Ты повелел быть сиянию солнца, свету луны, расположению звезд и повелел, чтобы они служили имеющему быть созданным человеку. В пятый день Ты сказал седьмой части, в которой была собрана вода, чтобы она произвела животных, летающих и рыб, что и сделалось. Вода немая и бездушная, по мановению Божию, произвела животных, чтобы все роды возвещали дивные дела Твои. <...> В шестый же день повелел Ты земле произвести пред Тобою скотов, зверей и пресмыкающихся; а после них Ты сотворил Адама, которого поставил властелином над всеми Твоими тварями (3 Ездр. 6:38–48, 53–54). (Ездра здесь же говорит еще о сотворении левиафана и бегемота в Пятый день (3 Ездр. 6:49–52), но для наших задач это нам кажется не столь существенным, поскольку эти животные остаются вполне загадочными, и эти подробности мы опускаем). Дважды повторенное прямое указание (при описании Первого и Третьего дней), что творение совершалось мгновенно: «тотчас» слово Божие означало дело (об этом мы говорили ранее), раскрывает понимание творения в библейской традиции. Большой интерес представляет описание в этом тексте творения Третьего дня. Ездра подчеркивает необыкновенную красоту, благоуханность и, в общем, превосходящую наши представления благоустроенность всего первозданного мира, лишенного проявлений зла, что соответствует его пониманию, как подобного Раю. Он упоминает что на земле, еще до создания Эдема, произрастали цветы, в виде своем неизменные, – то есть сохраняющие свою красоту без истления и с несказанно благоуханным запахом; и, однако, это еще не земной Рай.

В этом дополнении к книге Бытия нам также представляется примечательным описание распределения на земле суши и воды, причем вода занимает лишь одну седьмую часть поверхности: это, конечно, свидетельство символического воззрения. Приведенное Ездрой числовое соотношение пространств земли и воды не следует, конечно, понимать в буквальном смысле, поскольку примененное число «семь» является символическим обозначением полноты и завершенности и показывает, что творение по воле Божией было устроено именно во всей полноте. Но и число шесть, как мы уже говорили со ссылкой на блж. Августина, есть совершенная мера, примененная у Ездры к земле, как основному пространству, предназначенному для обитания первозданного человека и всего его возможного (в начале) безгрешного потомства. Суша более значима, чем вода, поскольку более совершенная жизнь – в первую очередь, жизнь человека – пребывает именно на земле. Конечно, это нисколько не соответствует современной географии, как и все первобытие ей не соответствует; однако, является символическим указанием на совершенство первозданного мира. И, к тому же, строго говоря, мы не знаем, как соотносились земля и вода до грехопадения.

Следующий текст представлен в виде беседы пророка с Господом о сущем в целостности творении. Ездра повествует: И сказал Он мне: от начала творения круга земного и прежде нежели установлены были пределы века, и прежде нежели подули ветры; прежде нежели услышаны были гласы громов, прежде нежели возблистали молнии, прежде нежели утвердились основания рая; прежде нежели показались прекрасные цветы, прежде, нежели утвердились силы подвижные, и прежде нежели собрались бесчисленные воинства Ангелов; прежде нежели поднялись высоты воздушные, прежде нежели определились меры твердей, прежде нежели возгорелись огни на Сионе; прежде нежели исследованы были лета и отделены те, которые грешат ныне, и запечатлены те, которые хранили веру, как сокровище: тогда Я помыслил, и сотворено было все Мною одним, а не чрез кого-либо иного: от Меня также последует и конец, а не от кого-либо иного. Тогда я отвечал: какое разделение времен, и когда будет конец первого и начало последнего? От Авраама даже до Исаака, когда родились от него Иаков и Исав, рука Иакова держала от начала пяту Исава. Конец сего века – Исав, начало следующего – Иаков. Рука человека – начало его, а конец – пята его. О другом, Ездра, не спрашивай Меня (3 Ездр. 6:1–10). Здесь мы читаем и о начале бытия, и о конце нынешнего мира, текст трудно разделить, в нем много таинственного, и мы привели его полностью для более полного восприятия. В первой части речи Господа названы признаки земного и небесного устройства, причем Он помыслил тварь прежде всего сущего и прежде установления времени (пределов века). Здесь подчеркнуто: никто не должен сомневаться во всемогуществе, в величии творящей Божественной силы и в истинности Его творящего слова, которых часто не вмещает слабый человеческий разум. Сотворение, которое произошло – не чрез кого-либо иного, – описано в данном тексте как прямое действие Божественного всемогущества, без иных «посредников» и это прямое действие имеет отношение, по-видимому, ко всем тварным формам бытия, указанным в их перечислении. Обращает также внимание указание, что исследованы были лета и отделены те, которые грешат ныне, и запечатлены те, которые хранили веру, как сокровище. Возможно, что речь идет здесь о завете Ноя. Но о всемирном потопе и связанных с ним событиях в нашей работе речь не идет.

Из позднейших свидетельств вот, например, красноречивое описание Рая в «Палее толковой»: «Едемом же называется благоуханная и благоприятная всякого рода радость, испускающая благоухание, радость беспечальная, веселящая ум и сердце, радость утешения и покоя, радость красоты. И несказанные по красоте и многоцветию деревья насадила десница Его внутри – со своим украшенными, устремленными ввысь кронами и ветвями, клонящимися долу – все насаждения были разного вида и красоты, а плоды их и листва никогда не увядали; другие же непрестанно одаряют благоуханными цветами, прекрасными и совершенными, необычными по виду, так что нельзя найти большего благовония и многоцветия для зрения, и каждое из них влечет к себе обоняние и зрение. Едва повеет прохладный ветерок, тотчас с тихостью и благозвучием зашумят деревья, дыша благоуханием» [247:96]. Комментаторы усматривают здесь влияние св. Ефрема Сирина [247:96, прим. 260]. Совершенно очевидно, что в этих текстах содержится противопоставление шестодневного мироздания, и особенно Рая, с современным миром: совершенство первозданных одухотворенных растений, особенно в Раю, несравнимо с действительностью, в которой живем мы. Так что сближать Рай с вообще красивым садом в повседневном понимании – значит значительно упрощать учение Священного Писания о Рае.

Будущему посвящено множество текстов, которых мы не касаемся. Мы более всего обращаемся к Откровению св. Иоанна Богослова; ожидаемые новое небо и новая земля – более высокая ступень совершенствования в продолжение благодатного иерархического устроения мироздания. Там мы находим и необходимые аналогии для лучшего понимания первоначального мироустроения.

Все эти тексты являются, по нашему мнению, чрезвычайно значимыми дополнениями к повествованию книги Бытия. Эти прозрения священных авторов добавляют к ее описанию процесса мироздания в Шестодневе раскрытие духоносной природы первоначального мира, и без них мы не можем до конца правильно понять повествование Моисея.

Первозданный мир был исполнен красоты. Но «красота – активна. Красота – не статична, красота – динамична, красота – это всегда движение и сила, нечто совершающая; и восприятие красоты – это всегда прорыв в другой мир, к другой, высшей реальности, это всегда стремление и прорыв к Божественному миру, в мир Божественной реальности, благодатной» [344:601]. Эта непостижимая преображающая красота жила не только в Раю, но и во всем первозданном мире и двигала им, всеми существами, его населяющими. Первозданный мир не мог развиваться вне этой благодатной красоты, исключающей все несовершенное и злое. «Веет миром и какой-то чрезвычайной благостью от этого первозданного мира», – замечает автор «Библейского учения...» [226:58].

Рассматривая все эти тексты, нам представляется полезным попытаться в дальнейшем уяснить, как святоотеческая традиция понимала сотворенное земное бытие. Первоначальному миру была свойственна, по определению блж. Августина, относительная степень совершенства. Но что значит «относительная степень»? По нашему убеждению, слова Писания: Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2:9), – могут быть отнесены не только к будущему Царствию Небесному, но и к первозданному миру, ибо и он был создан для людей, любящих Бога и долженствовавших возвыситься, со всем прочим земным бытием, до полноты совершенства. Правда, святитель Иоанн Златоуст говорит, что глаз Адама видел, и ухо его слышало, что приготовил Бог. Но это и было в райском состоянии человека, мы же имеем в виду его, увы, греховное состояние. Относительное совершенство – все же совершенство, а не несовершенство. Не видел глаз и ухо не слышало, что приготовил Бог тем, кого Он создал как Свой образ и подобие, и кто должен был бесконечно возрастать в любви, с кем Он непосредственно беседовал. Любовью Божией уготованные первым людям прекраснейшие, идеальные условия жизни – Рай и «зело добрый» мир – непознаваемы для глаза и уха падшего человечества, несмотря ни на какие усилия, какими бы инструментами ни изощряло оно свои возможности исследования. Думается, что в таком понимании приведенные слова Спасителя ясно указывают границы рационального познания, лишенного настоящей, существенной любви к Богу. Повторим выше приведенные слова св. Ефрема Сирина: «Описание рая не подлежит суду».

Конечно, святые Отцы говорят нам о духовном понимании тварного бытия, и об этом существует множество высказываний, из которых здесь приведем некоторые. Так, святой Макарий Великий описывает разные уровни бытия, которое он называет «землей» последовательно переходя от материального уровня к духовному: «Есть земля, на которой живут четвероногие, и есть земля в воздухе, на которой ходят и живут птицы <...> И есть земля для рыб – вода морская. И каждое животное, в каком месте родилось, на земле или в воздухе, там и имеет пребывание, пищу и упокоение. Таким же образом есть земля и страна сатанинская, где живут, ходят и покоятся темные силы и лукавые духи, и есть светоносная земля Божества, где ходят и упокоеваются полки ангелов и святых духов» [201:181]. Соответственно такой классификации, соединяющей физическое и метафизическое, особой «землей» следует считать и весь первозданный мир. «И как темная земля не может быть видима или осязаема очами тела сего, – продолжает св. Макарий, – так и светоносная земля Божества и неосязаема, и невидима плотскими очами» [201:181]. Это суждение также может быть правомерно распространено и на первозданную землю Шестоднева, которая недоступна для плотского ума науки. О слове «земля» встречаем также глубокие рассуждения у святого Григория Синаита: «Земля кротких, – говорит он, – есть Царство Небесное, или Богомужное состояние Сына <Божия>, в которое мы вошли и входим, восприяв благодатное рождение сыноположения и обновления чрез воскресение. Также святая земля есть обоженная природа или, быть может, есть собственно очищенная для земнородных, сообразно их достоинству, земля. По другому пониманию, земля, составляющая наследство истинно святых, есть невозмутимая Божественная тишина сверхразумного мира» [88:22–23]. Из этих определений к первозданному миру наиболее подходит, по нашему суждению, раскрытие понятия «святой земли» как земли, «очищенной для земнородных, сообразно их достоинству». Святой Григорий прямо называет ее «обоженной природой». Но именно так, согласно Священному Писанию и той же святоотеческой традиции, весь первозданный мир, полностью предоставленный Адаму и Еве, был изначала приуготовлен сообразно их достоинству, и земля должна была скоро стать «землей кротких» и «землей истинно святых», если бы первые люди сразу же пошли бы путем кротости и Божественной тишины. К описанию Рая мы должны подходить, исходя из этих святоотеческих определений земли, предназначенной для святых.